Человек с картинки

Спал я всю ночь отвратительно, отчего пошел на следующий день в университет в полуобморочном состоянии. Все занятия я сидел как на иголках, мне не давал покоя взгляд девочки с беспредельной тоской в глазах и отчаянная мысль, беспрестанно крутящаяся в моей голове – что же должно было случиться, чтобы юная девочка так смотрела, кто мог так ужасно ее обидеть?

Был только один способ узнать это. Весь учебный день я терзался непреодолимым желанием увидеть ее, ведь я действительно ужасно по ней скучал, совершенно не зная, кто она, не зная даже ее имени.

Наконец занятия закончились, и я снова очутился в мире метрополитена – мире, битком набитом людьми, но при этом являющимся таким пустым, ибо каждому из этих многочисленных людей не было дела до других – а значит, окруженный себе подобными, человек все равно одинок.

Поскольку занятия мои закончились раньше обычного, я вышел на «Пушкинской» и принялся ждать обычного времени, в которое появляется здесь она. Я понимал всю безрассудность своего поступка, поскольку я не мог давать себе никаких гарантий, что она снова появится здесь именно сейчас, а не уедет домой, как я, в другое время. Я понимал, что даже если и увижу ее, то никак не могу быть уверенным, что она захочет рассказать мне про свою беду, и я смогу ей помочь. Быть может, она не захочет даже со мной разговаривать. Но сердце мое подсказывало мне, что я поступаю правильно.

Музыку я больше не слушал, она не интересовала меня, я просто ждал. Не могу сказать, чтобы я сильно удивился, когда она быстрыми шагами спустилась на платформу в положенное время – наверное, в глубине своей души я не сомневался, что так и должно было быть. Я подбежал к ней в отчаянном порыве, толкавшем меня, она приостановилась и посмотрела мне в глаза, отчего я оцепенел и, казалось, совсем утратил способность двигаться. В глазах ее сверкнула такая скорбь, какой даже не было прежде, глаза ее были заплаканы и выражали что-то, чего я не мог понять. Она смотрела на меня с несколько секунд, а потом отвернулась и побежала на электричку. Мне хотелось побежать за ней, сердце мое колотилось, звало, кричало: «Догони! Спаси ее, спаси!», но я не нашел в себе сил сдвинуться с места, я просто не решился, струсил от желания спокойно собраться с мыслями.

Она уехала, а я побрел домой, опустив глаза от стыда за свою нерешительность, за то, что не помог той, которая в этом так нуждалась. Я вдруг понял, что было в ее глазах, когда она смотрела на меня эти незабвенные несколько секунд. В них была мольба. Крик о помощи. На который я не откликнулся, хотя не имел на такое права. Я никогда не прощу себе этой своей нерешительности, глупой нерешительности, из-за которой страдал другой человек. А ведь я мог, мог спасти ее от страдания, я знаю. Непонятно, почему я в этом так уверен, но просто я знаю…

Весь вечер я терзался чувством вины и тревоги, пока наконец не заснул. А ночью я проснулся от чувства невообразимого страха. Меня била дрожь, и я отчетливо понял: все, другого шанса все исправить у меня уже не будет. Остаток ночи я провел в болезненно – дремотном состоянии. Мне хотелось вскочить, бежать, искать – но я не знал, куда и где… Я ворочался, мне мерещилась девочка, девочка с тоской в глазах – которую поглотила эта тоска, победила, и я был прав, думая, что она больше не умеет улыбаться – я отчетливо чувствовал, что она действительно уже никогда не улыбнется…

На следующий день я не пошел в университет – я чуть ли ни с самого утра поехал на «Пушкинскую», но не спешил, понимая, что на самом деле это бесполезно. Я ждал ее целый день, но она, конечно, не пришла. Не пришла она и на следующий день, и через день, и потом. Я ждал ее, но знал при этом, что она действительно не придет никогда. И я уже никогда не увижу ее, и не узнаю, какое горе заставило ее так страдать, не узнаю, что сталось с нею нынче, не узнаю ничего. И никогда не прощу себе того, что я ее не спас, хотя был ей так нужен, при том, что она совсем меня не знала, все равно – нужен. И никогда я не забуду эти глаза, в которых навсегда осталась вселенская тоска, глаза, которые смотрели на меня эти несколько незабвенных секунд. Я всегда буду ее вспоминать, никогда не забуду ее – худенькую печальную девочку, девочку с тоской в глазах.

...

2006–2007

Наташка

Парень быстрой походкой шел по асфальтированной дорожке вдоль дома. На улице уже вечерело. Наспех распахнув старенькую дверь подъезда, он с легкостью взбежал на два этажа вверх и позвонил в знакомый потертый звонок.

Дверь открыла девушка.

– Ты… – Маргарита устало посмотрела Никите в глаза, – Ну, заходи, раз пришел.

Развернувшись, она скрылась на кухне, и Никита, скинув куртку и ботинки, последовал за ней.

Маргарита стояла у стола и сосредоточенно резала салаты. Наташка крутилась рядом, здесь же, бегая вокруг стола, пытаясь ухватить с него что-нибудь и звонко восклицая:

– Мама, а что это такое?

– Зайка, – Маргарита улыбнулась, посмотрев на девочку, – Посмотри, кто пришел.