Человек с котом

Так прошло не меньше минуты, прежде чем Карат повернулся к Диане, взял ее за руку, вставил чеку на место, вытащил гранату из неохотно разжавшихся пальцев, положил на стол. Рядом лег изрядно измятый комок, в который превратился носовой платок Рэма.

Кваз, еще раз крутанув пистолет, оставил оружие в покое, протянул уродливую лапу, ладонь которой размерами соревновалась с лопатой, неловко развернул ткань, бросил равнодушный взгляд на содержимое, откинулся на спинку кресла, тем же нечеловеческим голосом изрек:

– Слишком поздно.

– Быстрее не получилось, – спокойно ответил Карат.

– Кирилл был хорошим ребенком.

Что на это сказать, непонятно, так что лучше промолчать.

А Карбид продолжал:

– Он мой сын. Настоящий сын. Здесь родился, здесь рос. Но не вырос.

Карат, поймав направление взгляда кваза, покосился туда же. И увидел что-то не слишком большое, прикрытое покрывалом – тот самый непонятный предмет возле стола.

И характерные темные пятна на покрывале тоже увидел, и расползшееся по ковру пятно. Это походило на вытянутую тушу только что убитой не самой крупной собаки, которую кто-то скрыл от взглядов простейшим способом.

Отвел глаза, невольно столкнувшись с немигающим буравящим взглядом кваза. Тот, неотрывно уставившись на Карата, продолжил:

– Шестнадцать-восемнадцать килограммов – опасные цифры. Я говорю не о коровах и козах, я о других. О тех, кому травы и сена недостаточно, о тех, у кого есть клыки. О хищниках, о всеядных… и о людях. Все, кто остается ниже этого рубежа, почти не перерождаются, выше остаться собой можно, только будучи иммунным. Для детей опасный возраст обычно наступает в четыре-пять лет, дальше они или теряют себя, или становятся такими, как мы. Но иммунных мало. Очень мало. Все как всегда в обычных кластерах, где на сотни зараженных может остаться один. Это та еще лотерея. Ты, Карат, везунчик, а мой Кирилл нет. Как тебе его имя?

– Это хорошее имя.

– Да, хорошее. И у него было настоящее имя, а не собачьи прозвища, как твое и мое.

Карбид еще раз крутанул пистолет, затем, ухватившись за него, сжал с такой силой, что затрещали безобразно-узловатые суставы. Он будто пытался раздавить ненавистное оружие, лишившее его самого дорогого.

Приступ бешенства или чего-то в этом роде схлынул так же быстро, как начался. Расслабив чудовищную ладонь, кваз безжизненно произнес:

– Я старался. Делал все, что мог. Его последние дни стали нескончаемым праздником. Лошадей опасно держать, они вонючие, твари их чуют издали, такой запах выводит их из себя. Но я подарил ему пони. Все дети завидовали, ни у кого не было лошадки, а у Кирилла была. Он так радовался, так радовался… А сегодня настал тот самый день. И мне пришлось сделать это самому. Такое нельзя доверить даже близкому другу. Да и нет у меня друзей. Больше нет.

Карбид постучал когтем по пистолету, добавил совсем уж сумрачным голосом:

– Если бы ты приехал на шесть часов раньше, Кирилл мог бы остаться со мной.

Карат, понимая, что влип куда сильнее, чем рассчитывал, начал готовить уши. Не факт, что номер с ускорением добавит хотя бы секунду жизни, ведь перед ним ксер – человек, употребивший столько жемчуга, что другой и за тысячу лет половины такой кучи не увидит. У него множество самых неожиданных умений, даже самый талантливый новичок в сравнении с ним – ничто. Не самый последний стаб Улья годами работал на развитие дара этого производителя снарядов. Он – фундамент их благополучия, и потому всем выгодно развивать его дар.

Уродливая матка муравьев, которой несут самую лакомую добычу, вот только взамен она рожает не яйца, а кое-что другое.

Этот человек привык, что все необходимое доставляют по первому слову. А сейчас не доставили, из-за этого ему пришлось своими руками убить то, во что превратился родной сын.

Он лишился самого дорогого, и причина этого очевидна – исполнители вовремя не привезли маленький белый шарик.

– Почему тянули с этим до последнего? – вырвалось у Карата.

– Никто не продает белый жемчуг, а скреббер – редкий зверь.

– Не верю, что настолько редкий. В запасе были годы.

Кваз покачал головой:

– Не совсем, в прежние времена у нас не хватало возможностей. Я ведь не с самого начала был таким непростым. Всего лишь рядовой ксер, в ту пору нам трудно приходилось.

– Та пора осталась в прошлом.