Человек с крестом

И вот умер Никита. Ушел из жизни мой товарищ опозоренный, оплеванный. Я ни в чем его не оправдываю, но ведь он человек. Виню религию. Это она его смяла, в омут закрутила, и в нем он захлебнулся.

— Ненавижу ее!

Егор Иванович поднялся, поднял над головой сухие, жесткие свои кулаки и в гневе крикнул:

— Ненави-ижу-у!..

ЭПИЛОГ

Миссия Делигова закончена

Сведения, которые сосредоточились у Лузнина были исчерпывающими. Образ жизни Проханова, его характер, его общественное лицо в достаточной степени прояснились. Правда, довольно подробный рассказ Марии Ильиничны Разуваевой о себе многое говорил и о ней самой.

Впрочем, Марии Ильиничне, как понял Павел Иванович, было совершенно безразлично, какой она представлялась людям, которые ее видели и слушали. Именно это обстоятельство и породило сомнение у Лузнина: поняла ли эта женщина, в какую трясину завела ее вера? И так хотелось, чтоб поняла!..

Но не в ней сейчас дело. Личная жизнь Проханова была грязной. Вот он, список его приживалок, три монахини: Любовь Гринькова, Катерина, Софья. Потом в доме священника воцарилась Маргарита Гунцева. Потом была Анна, работавшая продавщицей в магазине. Ее сменила Степанида, выполнявшая какую-то работу в церкви, но ее оттеснила родная сестра Ольга, лег на десять моложе ее. Но Маргарита вес еще оставалась.

Мария Ильинична Разуваева вклинилась в жизнь отца Василия как раз в то время, когда Маргарита была вынуждена покинуть дом Проханова, а позиции Ольги были уже непрочными.

Одновременно с Марией Ильиничной Проханова навещала приятельница по имени Полина, жившая в деревне неподалеку от города.

— Она все кур таскала батюшке, — рассказывала Павлина Афанасьевна. — Я ее знаю. Кончила эта Полина совсем плохо. От аборта чуть богу душу не отдала и сбежала от этого супостата. Только Евдокия, что ныне при отце Василии содержится, умнее всех оказалась. Новенький дом достраивает. А поглядеть — совсем тихоня… Ловка баба. И подбирает он таких, что слова перечить ему не могут.

Часы на стене, торопясь и захлебываясь, прозвонили семь раз.

Семь часов! — воскликнул Павел Иванович. — Опять я обманул Олю.

Лузнин стал торопливо собираться домой. Не успел он выйти из-за стола — в дверь резко постучали, и сразу же, не дожидаясь ответа, на пороге появился Соловейкин.

— Разрешите доложить, Павел Иванович? — официальным и суховатым тоном заговорил старший лейтенант.

Лузнин поднял на него удивленный взгляд: что это с ним?

— Слушаю, Виктор Яковлевич.

— Докладываю результаты экспертизы.

— Да-да. Давай.

— Эксперты еще раз подтверждают, что никаких следов избиения не обнаружено. Разрыв сердца. Естественная смерть.

— Так:

— Но… есть тут заковыка. Сердце у Десяткова, как установлено экспертизой и подтверждено историей болезни, болело уже давно. Он мог умереть и раньше, так же, впрочем, как и прожить еще неопределенное время.

— Не понимаю. Что значит «неопределенное время»?

Соловейкин улыбнулся.

— Все просто. Эксперты предполагают, что перед смертью Десятков перенес сильное нервное потрясение.

Где документы?

— Будут завтра утром. Пришлют лично вам.

Соловейкин вышел, громко хлопнув дверью.

В прокуратуре никого уже не осталось. Секретарь — человек педантичный, уходит с работы с точностью секунды, так же, впрочем, как и приходит в прокуратуру. По ней можно часы проверять.

Дома Павла Ивановича уже заждались. Дочернего — старшая, Света, и младшая, Люда, — собрались идти за отцом.

Мотив и у жены и у дочерей был самый внушительный: ужин простыл.

Хоть бы они провалились, твои нарушители, — проворчала Ольга.

Минут через пятнадцать заново подогретый ужин стоял на столе. Люда доложила, что опять она вела себя очень хорошо, ни одного замечания не получила. Впрочем, это было начало разговора. Лукавое личико младшей дочери и сегодня имело таинственный вид. Она явно осторожничала, боясь получить шлепок от матери, что не раз испытала.

Отец заговорщически подмигнул дочери, что означало: понимаю, давай дождемся, когда останемся вдвоем. Дочь серьезно кивнула головой.

Но держать тайну Люда была не в силах. Когда мать вышла за фруктами — сегодня были груши, желтые, сочные — Люда громко зашептала:

— Он снова два раза проходил мимо нашего дома.

— Кто это «он»? — не понял отец.

— Ну, тот же… с иголками который.

Павел Иванович насторожился.

— И ничего не спрашивал?

— Не спросил, — огорченно ответила дочь. — Но смотрел вот так… — малышка насупилась, выставила голову вперед и громко, выразительно засопела.

— Понятно. Когда ж ты его видела?

— Когда выбегала тебя смотреть.

— Ага, ясно. Вечером, стало быть?

— Опять у вас секреты? — сурово осведомилась мать, возвратившись с полным блюдом груш. — А ну, хватит вам… Ешьте лучше, тоже мне заговорщики нашлись. Стараешься для них, а им бы секретничать. Ешьте, а то отниму.

…Сразу же после ужина Лузнин ушел. Оля молча проводила его взглядом. Она не спросила, куда он направлялся и скоро ли вернется назад: поняла — что-то очень важное, иначе сам бы сказал.