— Вот как! — директор помолчал, раздумывая. — Нет. Рисковать не имею права. Считайте меня трусом. Все, матушка. Напишите обо мне в газету, пожалуйтесь в районо, — не приму. Фанатиков боюсь. Нервы измотаешь с ними, а успеха ни на грош. — Он встал. — Примите сочувствие, поклон, и желаю здравствовать.
Наступила зима, самое страшное для нее время года. Мария Ильинична всегда мало зарабатывала, плохо одевалась, не сводила концы с концами. Но особенно плохо приходилось ей в эту осень. Деньги, вырученные от продажи часов, кончались, к тому же она задолжала хозяйке за квартиру.
Однажды вечером, когда Мария Ильинична возвратилась домой, ее ждала записка от Проханова. Она сразу узнала его почерк.
«Марьюшка! — писал он. — Не стану скрывать: твое упрямство огорчило меня. В большой тревоге за тебя и твое здоровье провел я месяц, когда ты лежала в больнице. Не один раз посылал я человека, но хозяйка самым непочтительным образом выпроваживала его из дома и не хотела говорить, где ты находишься. Я, грешным делом, подумал — не уехала ли ты из наших краев, чем бы нанесла мне глубокую обиду. И я очень рад и благодарю Бога, что ошибся.
Дорогая Марьюшка! Заклинаю тебя забыть все дурное и возвратиться ко мне. Уж как было хорошо да славно с тобой! Что ж тебе мучиться одной? Я совсем недавно узнал, что ты в городе и находишься в нужде. К чему тебе эти мученья? Подумай сама.
Эх, Марьюшка, Марьюшка! Истосковалось по тебе мое сердце. Сам бы пришел, упал бы перед тобой на колени, да сан мой не позволяет ходить по дворам, тем более с такими греховными мыслями и намерениями.
Приходи, Марьюшка. Жду тебя с превеликим нетерпением.
Мария Ильинична заплакала, когда прочитала это письмо. И действительно, замучится она совсем. Никому она не нужна. Все от нее отвернулись.
Фанатичка! Но какая же она фанатичка? «Потерянный вы человек!» — вспомнила она письмо Осакова.
Правда, к детям ее допускать, конечно, страшно, и она не могла строго судить директора школы, который был с ней откровенным. Но что ей отказали на заводе — это беззаконие!
Мария Ильинична хотела пойти в райисполком или в райком партии с жалобой. Но как она объяснит свой поступок с письмом в газету? Как сказать, что подписала его пьяной, когда едва ручку держала в руках.
Стыдно. Не могла она сказать правды, а лгать была не в силах.
Так и не пошла Мария Ильинична ни в райисполком, ни в райком партии.
Но и к Проханову идти не хотела.
Как же быть? Денег у нее всего на неделю. Она плохо питалась, участились припадки, от женской ее привлекательности почти ничего не осталось. Даже самой на себя противно смотреть в зеркало. Или беременность ее уродовала так?
Но что же станет с ребенком? И она снова впадала в мучительные раздумья.
И решила-:
«Нет, не пойду. Не хочу. Истосковалось его сердце! Знаем твою тоску. Приглашай ту, что в дверь колотила».
Так и не пошла. Рано легла и спала на редкость спокойно. Наутро встала не такой разбитой, как всегда. Днем никуда не пошла — на улице лил дождь. Весь день просидела дома. А вечером квартирная хозяйка снова подала ей письмо.
Проханов опять приглашал ее к себе. Писал с обидой и в то же время заметно заискивал, что удивило и в глубине души как-то порадовало.
Но все-таки решила: не пойду.
А назавтра снова принесли письмо. Отец Василий уже умолял прийти к нему. Если она сама не придет, он явится к ней в дом.
— С ума сошел, — испугалась Мария Ильинична. — Разговоров и так не оберешься. Надо сходить. И откуда он взялся на мою голову?
Мария Ильинична всерьез была встревожена: хоть и просительный был тон, но чувствовалась явная угроза. А Мария Ильинична хорошо знала, каким он может быть.
Когда она, тихонько ступая по ступенькам крыльца, подошла к двери, то сразу же услышала за дверью гулкие и неровные шаги Проханова.
«Побегай, побегай! Может, жирку-то и сбавишь, — позлорадствовала она. — Сколько заставил меня мучиться, проклятый!»
Мария Ильинична присела на скамейку и с удовлетворенной улыбкой слушала шаги человека, который причинил ей столько горя. Просто отлично, что он бесится. Она с наслаждением отдалась мстительному чувству.