Человек с крестом

В комнате был полумрак. Мария Ильинична скосила глаза, но никого рядом не увидела. Она подняла голову, собрав для этого все силы, и будто сквозь туман разыскала взглядом Проханова. Он сидел за столом, рвал зубами огромный кусок мяса и что-то бормотал себе под нос. Никогда еще Мария Ильинична не видела его таким пьяным.

Он пил и пил стаканами…

Когда спиртное кончилось, Проханов никак не мог понять, почему в бутылках ничего не осталось. Он ухватился за край стола, поползал по скатерти осоловелыми глазами и сделал попытку поймать графин. Но рука его все время попадала в тарелку с винегретом.

Было смешно и страшно смотреть на этого человека. Наконец ему удалось изловить графин. Он потряс его перед глазами и опрокинул в рот.

Свободной рукой ом потянулся к тарелке с винегретом, набрал полную ладонь и отправил все это в рот. Потом он стал вытирать руки о скатерть. Вытирал долго, будто ритуал выполнял, и наконец удовлетворился.

Следующим этапом был подъем из-за стола. Проханов ухватился за его края, рывком поднялся, но не рассчитал усилий и повалился грудью, на тарелки с закусками.

Все это было бы очень смешно, будь Мария Ильинична сторонним наблюдателем. Но ведь она была близкой с этим человеком и носила под сердцем его ребенка. Он — отец ее ребенка! Она будет всю жизнь зависеть от этого человека. Ей захотелось кричать во весь голос и бить, бить… Бить все подряд, что попадется под руку, бить изо всех сил, до изнеможения!

Она уже хотела вскочить, но в этот момент батюшка повернулся, глянул на кровать, где в бессильной позе разметалась Мария Ильинична, и дыхание у нее приостановилось. Выписывая какие-то сложные вензеля босыми ногами по ковру и что-то бормоча себе, под нос, он устремился к кровати.

Мария Ильинична будто застыла и не могла двинуть ни рукой, ни ногой. Она только смотрела на него расширившимися зрачками и молча ждала.

Проханов наконец добрался до постели, сел и начал стаскивать с себя рубашку. Но он забыл расстегнуть ворот и никак не мог стащить ее через голову. Рассвирепев, он так рванул рубашку, что потерял равновесие и свалился на ковер. Он долго барахтался на полу и наконец захрапел…

Мария Ильинична боялась шелохнуться, чтобы не привлечь его внимания. Она долго лежала, ни о чем не думая. Потом расплакалась. Плач ее перешел в рыдания.

И вот тогда-то произошло то, о чем пришлось горько и долго жалеть потом.

Муки Марии Ильиничны были так сильны, что казалось, она сейчас умрет. Она вскочила и устремилась к столу. Ей хотелось не думать, ни в коем случае не думать. Мария Ильинична схватила бутылку, вторую, третью, но они были пусты. Только в графине осталось немного водки. Она вылила остатки в стакан, жадно выпила, но хмеля не почувствовала.

Мария Ильинична вспомнила — отец Василий приносил бутылки откуда-то из кухни. Она бросилась в другую комнату, где сразу же заметила в полумраке холодильник. Мария Ильинична распахнула дверцу. Холодильник был забит продуктами. Тут стояли и три бутылки с водкой. Она схватила одну, вторую и, не закрыв дверцы, спотыкаясь, побрела к столу.

…Через час Мария Ильинична уже ничего не помнила и не отдавала себе отчета, что делает.

Глава 11 Открытие Марии Разуваевой

Мария Ильинична ненавидела Проханова и все-таки осталась жить у него. Она часто плакала, но еще чаще, чтобы утолить тоску, прикладывалась к бутылке.

Было очень тревожно на душе, но Мария Ильинична убеждала себя, что здесь она только из-за ребенка. Не будь его, ноги бы ее не осталось в этих хоромах.

Проханов видел, что она часто пьет, но ни одного слова не сказал о греховности ее поступков. Он порой лишь внимательно вглядывался в нее и едва приметно ухмылялся.

Шел уже пятый месяц беременности. Тошноты, часто мучившие ее, стали проходить, а тут, как на зло, она снова почувствовала себя плохо.

— Что с тобой, Марьюшка? — подозрительно глядя на нее, спросил Проханов и покосился на ее округлившийся живот.

— Ничего, ничего, Василий Григорьич, — испугалась Мария Ильинична. — Наверно, съела что-то. Нехорошо мне.

Как ни близки были их отношения, Мария Ильинична не могла решиться сказать ему, что ждет ребенка. У нее просто язык не поворачивался.

В эти критические минуты у Марии Ильиничны было уже испытанное средство для успокоения совести — бутылка. Их запас в доме пополнялся с завидной регулярностью. За этим хозяин следил лично. Особенно внимателен к содержанию холодильника он стал с того дня, когда в доме постоянно поселилась Мария Ильинична.

Она пила, чтобы заглушить тоску и отчаяние. Она хорошо понимала, что ребенка ей придется воспитывать одной, и уже успела смириться с этим. Только бы ничего не случилось до его рождения; она опасалась, что отец Василий выгонит ее, когда узнает о беременности.

Однако Проханова нельзя было обмануть. Косясь на ее живот и медленно бледнея, он почему-то шепотом спросил:

— Который месяц?

Этот шепот вселил в нее ужас. Она заглянула в расширившиеся зрачки Проханова и вдруг дико задичала;

— Не-ет! Не-ет! Ты не отнимешь его…