Человек с крестом

Но если Проханов не ведал, как удалось выкрутиться Иванину в следственных органах, зато он хорошо знал, что произошло в епархии, когда явился туда отец Николай. Молодой священник встретился с епископом Никодимом и вышел от него ухмыляющимся. Епископ долго бегал по кабинету и ругался… Ругался владыко в бессильной злобе, чем ошеломил даже отца Константина. Такого еще не случалось с преосвященным…

Отец Константин смекнул: у этого пройдохи Иванина, видно, не так уж мало сил. На всякий случай личный секретарь преосвященного почтительно раскланялся с отцом Николаем. С такими людьми лучше не связываться…

Через две недели священник Иванин с семьей выехал в другую епархию. Он получил приход как настоятель. Сильным в епархии почет.

…Вся эта история имела некоторый резонанс и в Петровске. Однажды сюда лично, пожаловал епископ. Он долго совещался с Прохановым; задержался до ночи, а потом заночевал у него.

На второй день среди прихожан стал распространяться упорный слух, что отец Василий бился, не с отцом Николаем, а с самим дьяволом, принявшим образ духовного отца.

Кликуши поработали на славу.

Глава 7 Десятков борется

После всех этих бурных событий кончилась для Проханова полоса удач.

Как только отбыл из Петровска Иванин, столь симпатичный церковному конюху и прихожанам священник по прозвищу «вороной», в город прибыл «почтенный старец отец Иосиф». Создавалось впечатление, что отец Иосиф сидел на чемоданах и специально ждал, когда уберется из Петровского собора Иванин.

Священнику Десяткову в то время сравнялось уже семьдесят лет. Был он высок ростом, худ и бел, будто его всю жизнь стирали и выбеливали. Всем он понравился тихой ласковостью и личной неприхотливостью. Веселый балагур и в то же время мягкий, приятный собеседник. Правда, на него порой нападал буйный «стих», но, по словам Марфы Петровны, «время громыхания» длилось у него не слишком долго. В минуты «громыхания» он был шумлив и упрям, но потом внезапно стихал и становился ясен и прозрачен, как его синие глаза, улыбчивые, с мягкой смешинкой и очень к себе располагающие.

Замечены были и странности. Служил новый священник как-то небрежно, будто шутя, и всегда спешил. А потом уж совсем непонятное произошло. Как-то к нему явилась старушка с довольно взрослой внучкой, учившейся не то во втором, не то в третьем классе, и попросила окрестить девочку.

Священник обратил внимание на ее заплаканные глаза.

— Отчего же это мы плачем? — он смахнул слезу с ее бледной щеки. — Так как же? — мягко повторил он свой вопрос.

Девочка, насупившись, молчала.

Старушка злобно дернула за руку внучку.

— Чего молчишь? Отвечай батюшке…

— Не надо, не надо так. Она же дитя, — остановил священник старушку.

— Учить их, нехристей, надо. Сей минут целуй батюшке руку!

Десятков изменился в лице.

— Что вы делаете? Разве можно к этому приучать ребенка?

Старушка опешила.

— А как же, батюшка! Ведь смолоду нас этому учили…

— То вас учили, а сейчас другие времена, — и он снова обратился к девочке: — А ты сама-то хочешь креститься?

У девочки глаза наполнились слезами. Она молча отвернулась от священника.

— Эх, старая, старая! — Десятков вздохнул. — И сколько вас таких на свете?

Старуха совсем ничего не могла в толк взять.

— А ведь она большая, — укоризненным тоном продолжал Десятков. — Умишко-то еще малый у нее, да свой. Ты ее-то спросила?

— А как же, батюшка. Сказала ей, сказала. Только, вишь ты, не желает. Пионерка, говорит, нельзя ей, засмеют ее, дуру…

— Вот оно что! А галстук где? — обратился отец Иосиф к девочке.

Девочка расплакалась.

— У у нее. Она… она сорвала… Сорвала его. Грех, говорит… Дьявольские знаки ношу… А я… я не хочу… Не хочу крест носить Мальчишки меня дразнят, свистят на меня, за косу-у дергают. Не хочу я!

Она с неожиданной силой выдернула руку из скрюченных пальцев старухи.

— Вот что, старая. Неволить девочку не смей. Наш с тобой век прошел, куда ты ее тянешь? А галстук носи, носи, не бойся. — Он погладил девочку по голове.

С той поры среди паствы пополз слух, что к ним в церковь прислали какого-то странного попа.

О пересудах узнал наконец и настоятель. Он спросил Десяткова:

— Отец Иосиф, правду говорят, что будто вы не стали крестить эту девочку?

Десяткова ничуть не смутил этот вопрос. Было видно: он ожидал этого вопроса и готов ответить на него.

— Правда, отец Василий. И строго-настрого наказал глупой старухе, чтоб не смела неволить ни девочку, ни кого другого. Да и как можно иначе? Кулаком веру не вбивают. Уж не обессудьте, мнение мое твердое на этот счет.

Наступило молчание. Десятков с каким-то детским любопытством смотрел на настоятеля, ожидая, что он скажет в ответ. А тот тяжело дышал, смотрел куда-то в сторону и молчал.

Молчание затянулось. Разговор происходил во дворе, за церковной оградой. Они уютно уместились на скамейке под мощной шапкой тополя и почти касались плечами друг друга. Со стороны — мирно, тихо и ласково ведут беседу два престарелых священника, но ни тишины, ни мира не было в душах этих людей. Тревога и беспокойство прочно завладели обеими этими душами… Мир оставил эти души.