Как и в случае с казнью Быковской, подъезд видеокамерами оборудован не был. Правда, если в отношении владелицы ресторана это вызвало небольшое удивление, поскольку ее дом находился в довольно престижном районе, то при расследовании смерти Гордеева на это никто не обратил внимания, хотя он тоже жил не на задворках – в Потылихе, в 1-м Сетуньском проезде. Разыскивая свидетелей, опера опросили большинство соседей убитого, но ничего конкретного узнать так и не смогли. Лишь одна из жительниц соседнего подъезда сказала, что около восьми вечера в подъезд Гордеева заходил какой-то мужчина, но описать его не смогла. Она даже не была уверена, был это один из жильцов или кто-то посторонний.
Опера проверили и телефон покойника. И последний звонок на его номер поступил примерно за час до того, как соседка видела мужчину, входившего в подъезд, где было совершено преступление. Однако проверка номера ничего не дала. Сим-карта оказалась «серой», видимо купленной где-то на станции метро, и найти ее владельца не представлялось возможным.
При опросе тех, чьи отпечатки нашли в доме, получилось так, что оперативники первым делом побеседовали с соседом Гордеева Прянишниковым. Причем еще до того, как дактилоскопический анализ был завершен. Когда в подъезде искали свидетелей, Вадим Максимович заявил, что был приятелем убитого и у того было очень много врагов, которые могли его и убить. Вот только, по мнению соседа, никого из них Гордеев бы и на порог не пустил, а не то чтобы пригласил в дом на чашку кофе.
Это Прянишников подтвердил и позже, когда его вызывали на опрос в отдел. Он заявил, что Гордеев якобы боролся за справедливость и указывал властям на то, как многие люди в Москве зарабатывают деньги нечестным и преступным способом, обманывая добропорядочных жителей столицы. По словам Прянишникова, убитый неоднократно отправлял заявления в различные органы власти – налоговую, прокуратуру, мэрию и даже в полицию, указывая на то, что тот или другой бизнесмен или чиновник обманным образом сколотил себе состояние и продолжает увеличивать его, в то время как простые москвичи становятся все беднее и беднее. Однако, по словам Прянишникова, ни на одну жалобу его приятеля власти так и не отреагировали, «как положено служителям закона».
Оперативники проверили эту информацию, и она оказалась достоверной. Покойный Гордеев действительно регулярно посылал различные жалобы, заявления и ходатайства в один из перечисленных органов власти, а иногда и во все сразу. Однако, судя по докладу, содержащемуся в материалах дела, все эти «изобличения» Гордеева не имели под собой обоснований, не давали никакого повода привлечь к ответственности людей, на которых он жаловался, и, по сути, были клеветническими доносами. Однако Прянишников был так уверен в правоте своего приятеля, что называл среди возможных убийц (или заказчиков убийства) всех, на кого жаловался Гордеев. Причем говорил о них с такой злобой, что этот факт оперативник даже отметил отдельно в отчете начальнику отдела.
А вот дочь убитого – Апраксина – была более сдержанна в своих показаниях. Она сообщила, что отец с матерью развелись около десяти лет назад, и причиной развода стало именно увлечение ее отца доносами. Валерия рассказала, что мать называла бывшего мужа «злобным завистником» и терпеть его постоянную раздражительность, которая отражалась и на ней, больше не смогла. Женщина не особо вдавалась в то, чем занимается ее отец, но по-своему любила его, несмотря ни на что. Именно поэтому регулярно, примерно раз в неделю, приезжала к нему домой, привозила поесть что-нибудь вкусненькое и убиралась в квартире. По ее словам, настоящих врагов у отца не было. Даже те, на кого он жаловался (а ей несколько раз приходилось беседовать с такими людьми), считали его, скорее, немножко сумасшедшим и больше издевались над его доносами, чем злились на доносчика. Соседи по подъезду и по дому, на некоторых из которых Гордеев тоже жаловался, не любили его, но и серьезных ссор между ними не было. Они просто старались держаться от этого мужчины подальше, тоже считая его ненормальным.
Опера, конечно, опросили некоторых из тех людей, на которых Гордеев писал доносы чаще всего, или тех, на которых его нападки были особенно яростными, но те лишь подтвердили как слова Апраксиной, так и собственное алиби на момент убийства. Убитого доносчика считали немножко «тронутым», а его кляузы – плодами беспощадной и всепожирающей зависти. Никто из опрошенных «жертв» Гордеева никакой злости или ненависти к нему не выразил. Как говорило большинство из них: «Да он просто убогий! Зачем на такого внимание обращать? У меня посерьезнее вопросы имеются. Конечно, такие кляузы неприятны, но по сравнению с другими проблемами это просто мелочи жизни и детский лепет!»