– Спрашивает, ты чем сейчас занимаешься. Я ему, мол, принимаю заявление по факту коррупции в работу. А он мне, дескать, тебе больше делать не хрена? Более важных дел нет? Передай отчет Сысоеву и займись убийством на Воловьей улице. Дескать, тут, под носом у тебя, человека в собственной постели зарезали, а ты даже не чешешься. Чтобы через час полный отчет по делу у меня на столе лежал, – эмоционально продолжил рассказ Яковлев. – Ну а что мне оставалось, Лев Иванович? Зашел к себе, сказал Ратас, что ее делом другой человек займется, и отвел ее к лейтенанту Сысоеву.
На несколько секунд пенсионер замолчал, небольшим глотками хлебая чай, который ему за пару минут до этого принесла официантка. Яковлев пил чай неспешно и даже как-то солидно, и эта размеренность невероятно естественно смотрелась в антураже тридцатых годов. Гуров подумал, что единственное, чего тут не хватает – это кусочков комкового сахара, вприкуску с которыми следовало бы пить чай Яковлеву при такой размеренности и неспешности.
– А потом странности продолжились, – проговорил пенсионер, поставив чашку на блюдце. – То, что ОБЭП сразу не привлекли, еще как-то объяснить можно. Все-таки шло доследствие, и еще ничего ясно не было. А вот опрос свидетелей, судя по тому, что я потом увидел, был очень странным. Зачем-то допрашивали подчиненных Киреева, которые и близко к этим взяткам не стояли, а вот сожителя Ратас, который, по ее словам, тоже в этом деле участвовал, даже не опросили.
– А как фамилия сожителя? – поинтересовался Гуров.
– Ей-богу, не помню, Лев Иванович, – развел руками Яковлев. – Видишь, я тогда про сожителя случайно услышал, когда Ратас просила Сысоева его допросить. Однако этого потом ни в одном протоколе не оказалось. Да и с записью этой странная штука произошла. Однажды утром со склада вещдоков вынесли стопку промокших вещей и документов, среди которых был и телефон Ратас. Сказали, дескать, трубу прорвало, а ни одного слесаря потом в отделе так и не появилось. Да и зачем нужно было телефон у женщины забирать, если можно было из него просто карту с записью вынуть? Я думаю, кому-то нужно было, чтобы все следы контактов Ратас и Киреева были уничтожены. И этот кто-то сидит высоко. Либо у вас, в Главке, либо и вовсе в министерстве. Так что, если хочешь в этом деле разобраться, Лев Иванович, сначала ищи своих. Я, кстати, краем уха слышал, что против Киреева еще несколько аналогичных дел возбуждали и их кто-то так же спокойно потушил.
– Понятно, – кивнул Гуров. – Слушай, Иван Степанович, а ты что так рано на пенсию ушел? Еще десяток лет поработать бы мог. Пользу бы принес, – сделав глоток уже остывшего кофе, продолжил сыщик. – Не хочешь вернуться? Могу тебе помочь к нам, в Главк, устроиться.
– Нет, Лев Иванович, я откажусь, – покачал головой Яковлев. – Тут вишь какое дело, я жене обещание дал. Она меня последние лет десять пилила. Дескать, уходи из полиции, неправым делом ты занимаешься. А когда умирала, обещание с меня взяла доработать до пенсии, уйти из полиции и заняться какими-нибудь хорошими делами. Я на смертном одре ей пообещал и слово свое перед покойницей не нарушу!
– Ну, это твое решение! – хмыкнул Гуров. – Спасибо, что помог. Теперь картинка немного проясняется. Ну а с этой Ратас я еще пообщаюсь. У нее и узнаю, как звали сожителя. А ты, может, перекусить что-нибудь хочешь? А я тебя тут вместо еды разговорами кормлю.
– Спасибо, нет, – ответил Яковлев. – Сейчас Великий пост идет, а тут все скоромное. Так что я дома поем, что Бог послал.
Сыщик удивленно посмотрел на бывшего полицейского, неожиданно проявившего строгую религиозность, которой Гуров раньше и не предполагал. Однако комментировать это заявление Яковлева посчитал неправильным. Как и задавать вопросы о вере.
– А ты над чем сейчас работаешь, Лев Иванович? – поинтересовался пенсионер.
– Собираю всю информацию, которая имеет отношение к Кирееву, – расплывчато ответил Гуров.
– Понятно, – улыбнулся Яковлев, не спеша допил чай, а потом поднялся со стула. – Еще раз спасибо за помощь, Лев Иванович. Не буду больше тебя задерживать.
Мужчины пожали друг другу руки, и пенсионер пошел к выходу.
Мария вышла из театра примерно через полчаса после того, как ушел Яковлев. Она выглядела настолько красивой, что Гуров несколько секунд восторженно любовался женой, не в силах отвести взгляд. Впрочем, Строева всегда была такой. Даже когда несколько лет назад ее жизни угрожала реальная опасность, она в такой страшной ситуации оставалась красивой, элегантной, уверенной в себе и своем муже и спокойной. Как только она вышла из дверей, к актрисе сразу же бросились с цветами несколько поклонников и поклонниц, поджидавших ее появления невесть где. Гуров дождался, пока они подарят Строевой букеты и скажут ей слова восхищения, и лишь затем поднялся из-за стола и вышел на улицу. Он позвал жену по имени и помахал ей рукой. Мария увидела его и с улыбкой перебежала через дорогу.
– Вот это сюрприз! – рассмеялась она. – Не ожидала, что ты от своих преступников сможешь раньше позднего вечера оторваться.