Люди всячески пытались уничтожить меня, но им этого не удавалось. Теперь они нашли другой метод. Начальство пригласило моих родных в тюрьму, чтобы они убедили меня принять пищу и заговорить. Им хотелось, подслушав все, что я скажу, употребить полученные от меня сведения против меня же.
6 апреля 1984 года к нам в дом явился сотрудник местного отделения КОБ и стал инструктировать сою жену и мать, как им следует говорить со мной, чтобы убедить принять пищу и заговорить. Однако Господь уже предупредил мою мать и жену: "Берегитесь лжепророков, которые приходят к вам в овечьей одежде, а внутри суть волки хищные" (Мф. 7:15).
На следующий день, 7 апреля в восемь часов утра, моя мать, жена и шесть других родственников, а так же несколько братьев и сестер уже стояли у главных ворот тюрьмы в Наньяне. Привратник заставил их ждать, пока брат Ю отнесет меня на очередной допрос. И здесь меня пытались обмануть: "Юн, у тебя есть еще шанс. Если ты заговоришь, все будет улажено раз и навсегда".
Я отказался, и тогда они с остервенением стали избивать меня кнутом и шейкером. Я потерял сознание.
Очнувшись, я почувствовал, как тепло волнами растекается по всему телу, будто я лежу в мягкой постели. Впрочем, я не знал, жив я был или мертв, бодрствовал или спал. Я ощущал лицом тепло, будто бы кто-то нежно гладил меня.
Мне казалось, что это было видение, но когда я открыл глаза, то увидел себя на руках матери! Капли горячих слез разбудили меня, а ее нежные, ласковые руки успокоили меня. Я видел, что матушка испытывала сильнейшую боль, словно нож пронзил ее сердце.
Рядом стояла Делинь Она не верила своим глазам! Мое физическое состояние трудно было описать словами. Делинь сказала моей сестре: "Нет, нет, это вовсе не он. Это определенно не мой муж!"
Я был просто мешком из кожи и костей. После побоев и пинков волос на моей голове почти не осталось, уши сморщились, отросла неопрятная борода. Оставшиеся волосы, грязные, слипшиеся от моей собственной крови, свалялись колтуном. Весь мой облик изменился в результате электрошоковой "терапии".
Жена не узнала меня.
Матушка моя поняла, что это был я, лишь тогда, когда нашла на моем теле только ей знакомую родинку. Громко рыдая, она воскликнула: "Это мой сын! Господи, помилуй нас!"
Когда жена поняла, что это исхудавшее человеческое существо действительно ее муж, она почти упала в обморок.
И тут Господь вдруг наполнил силой. Сила свыше снизошла на меня. Это трудно объяснить, но я почувствовал, как мой дух слился с моим Небесным Отцом. Господь повелел мне: "Говори! Настало время говорить!"
Не успел я произнести слово, как сестра рукой закрыла мне рот. Она знала, что все прослушивается охраной.
Но я убрал руку сестры и воскликнул: "Не надейтесь на князей, на сына человеческого, котором нет спасения" (Пс. 145:3). "Лучше уповать на Господа, нежели на князей" (117:9).
Затем я взял за руки брата Фона и, пристально взглянув на него, сказал: "Брат, искушения богатством и почестью не совратят нас. Угрозы и насилие не поколеблют нас. Бедность и мрак не собьют нас с пути истинного. Будь силен в Боге и взирай только на Господа Иисуса Христа. Я уже знал, что ты навестишь меня сегодня - Отец Небесный предупредил меня об этом".
Надзиратели и охранники не поняли ни того, что произошло, ни того, что я сказал. Все плакали и рыдали. Когда я пытался заговорить снова, сестра опять закрыла мне рот. Но было в сердце моем, как бы горящий огонь, заключенный в костях моих, и я истомился, удерживая его, и не мог.
Я взял матушку за руку и сказал ей: "Матушка, твой сын хочет есть! Твой сын хочет пить! Прошла осень и пришла холодная зима. Почему ты не передала мне теплых вещей?"
Она вытерла мои слезы и сказала: "Дорогой сын! Не потому, что твоя мать не любит тебя. Мы передали тебе много одежды и продуктов, но ни одна из наших посылок не дошла до тебя. Мы просили других передать тебе одежду и еду, но тюремная охрана все оставила себе".
Моя семья не понимала, что я имел ввиду не физический голод и жажду. Одна из сестер, услышав, что мне хочется есть и пить, выбежала из тюрьмы в ближайший магазин, чтобы приобрести немного еды и питья. Я же не мог не плакать.
Я снова заговорил: "Матушка, я не жажду ничего земного, ни хлеба, ни воды. Я жажду приобретать людские души. Проповедуйте Евангелие и спасайте людей. Это единственная пища, которая может удовлетворить".
Я воскликнул: "Моя пища есть творить волю Пославшего Меня и совершить дело Его. Не говорите ли вы, что еще четыре месяца, и наступит зима? А Я говорю вам: возведите очи ваши и посмотрите на нивы, как они побелели и поспели к жатве" (Ин. 4: 34-35).
Со слезами на глазах я сказал: "Я постился семьдесят четыре дня. Этим утром на рассвете Бог показал мне в видении, что встречусь с вами. Дорогая матушка, я готов умереть от побоев. Если я умру - то умру преданным Господу. Матушка, ты принесла Тело и Кровь Агнца?"