Человек с железного острова

Я не понял, кому это сказано, но я ближний, и задуваю огонек в нашем медном светильнике. Платок в наступившей темноте светится белым пятном, все ярче и ярче, и наконец превращается во что-то типа экрана. Знакомые штучки. Проекцию памяти на окружающих мы давно уже расшифровали, но так и не освоили. Картина первая. Это, несомненно, давнишняя атака Херута на Круглое царство. Время от времени взбухают плотные клубы ядовитого дыма. Пачками лопаются ракеты, остервенело рубятся люди, орки, тролли. Потом бой уплывает на задний план, а прямо перед нами торопливо садится двухвинтовой вертолет, судя по номеру – с Южного форпоста. Из него трое наших выкидывают желтые мешки и осторожно опускают ящики с ракетами для ручных труб. Анлен объясняет:

– Это была последняя большая драка Херут Гоблина и Круглого Царства, и в ней уртазы обеспечили и связь, и разведку, и транспорт в горячих точках. После этого Арш Ахан отказался от крупных стычек с Круглым, да и у нас поняли, что Круглое Херуту не по зубам.

Я, кстати, помню это. В тот момент на бербазе шел спор, вступать ли в дело нам, и решено было выждать до предела, но не отказываться. А перед глазами уже уменьшенная до размеров «экрана» знакомая комната у короля. В ней – Он сам, Анлен, злобнющий урх, несколько незнакомых эльфов, хотя нет, хозяина эльфийского леса я знаю. Анлен передает содержание разговора:

– Здесь было решено уничтожить Круглое царство. Вон тот эльф в красном – это воплощение… имя, конечно, я не скажу, а зовут его все не иначе как Суровый Брат. Он сказал так… – Анлен замолкает, и я слышу чистый и решительный голос: «Для того, чтобы не было в Средиземье того, чего не должно быть, мне придется создать свой инструмент. И да простит мне Единый то, что я воспользуюсь способом его врага, его припасами и местом работы!» Снова смена картины. Глубокое ущелье, стены и дно покрыты примерзшим снегом, остальной покров сдут ветром. В скалах темные щели. Из них медленно выходят полубесплотные призраки и собираются в толпу на дне. Движутся медленно, словно во сне.

– Это Дальний Север, там в подземельях, где когда-то хозяйничал Бог Черного Ветра, Суровый создал тысячные отряды существ, что в сотню раз страшнее гоблинов и троллей. Их он наделил душами никогда не живших поколений, которые могли появиться, но не появились в этой жизни.

Другое ущелье. Эти самые «страшные», уже вполне материальные, одновременно и резко то ли делают какие-то упражнения, то ли танцуют. Между ними расхлябанной походкой бродит дохловатого вида орк и что-то то одному, то другому подправляет.

– А это У Хан, единственный гоблин в этом войске. Он сам плохой боец, но умело действует фигурами дальнего подчинения.

Ингельс не понял:

– Что делает?

– Ах, ну это когда ты своими мыслями, даже настроением направляешь действия кого-либо. Обычно эти «кто-либо» такие же «нерожденные».

Я замечаю:

– А мне этот У Хан, кажется, знаком. Это никто иной как Паханенок, и первые уроки он получил у Друга, а дальше его судьба мне неизвестна до сих пор была.

Я говорю и отвлекаюсь от картин. Возвратить взгляд заставляет очень тихий и очень испуганный вскрик Ингельса. Заснеженная равнина, вдали чернеют горные хребты. Опять те же фигуры, хотя нет, кроме «людей» еще какие-то белого цвета вроде собак появились, и птицы вороноподобные тоже здесь. Стоят и сидят концентрическими кругами, а в центре – кучка мальчиков в драных белых рубашках с остатками золотого шитья и темно-красных штанах. Такую одежду я на Ингельсе когда-то видел. Они связаны по отдельности, а один просто лежит, снег вокруг него ярко-красный, похоже, он истекает кровью, если уже не истек. От толпы зрителей отделяется одна нелюдь и, медленно подойдя к следующему мальчику, резко бьет его открытой ладонью в нос, а другой быстро втыкает в бок что-то вроде короткого ножа. Жертва валится на снег, а убивец стоит и созерцает. Милым голоском Анлен комментирует:

– Это они учатся смерти. Учатся чувствовать разницу между живым и мертвым. Каждый живой народ они отличают – не только глазами.

Ингельс:

– И так они… учились над всеми?

– Да, а иначе не получилось бы. Кроме уртазов – их достать сложно. Кстати, тебя, Алек, и друга твоего ждала бы та же участь, не реши Эльмирэн по-своему.

Картина гаснет. Теперь только голос Анлен звучит в темноте:

– Сейчас это войско сплавлялось по Великой Реке. Оно должно было, не останавливаясь, за месяц дойти от места посадки в лодки до Круглого царства. Но оно остановилось здесь, на берегу Эльфийского леса, и начало высаживаться. Почему – я не знаю, могу только догадываться. Во всей массе только трое обладают своей волей. Это два эльфа и этот У Хан. Эльфы – последние из одного исчезнувшего рода, больше всех потерпевшего от всех усобиц. Итак, я повторяю: войско высадилось на берегу и сейчас начинает движение вглубь леса.

Первым понимает смысл этого Ингельс:

– Это значит, вместо Круглого царства будет разрушено последнее эльфийское государство?

– Да, и я не знаю, почему вдруг так случилось.

Я заявляю: