Человек с железного острова

Железный труп изборожден характерными разводами – видимо, не одна молния в него попала, а с десяток. Лопасти все почти поотваливались, только на правом винте одна висит, покачивается, посерела уже вся. Стекла побиты – или сами полопались, дверца открыта, и я не без опаски лезу внутрь. Прежде всего – нет ли «звездочки»? В брюхе нет, в гондолах вроде бы тоже, пульта не наблюдается – это меня радует. Высовываюсь в иллюминатор, машу рукой – мол, все в порядке – и отряд тихо и не очень решительно двигается к вертолету, а я разбираюсь, что здесь есть. Фюзеляж забит полусгоревшим чем-то, когда-то были нужные и добротные вещи, а теперь хлам обугленный. Наверное, рейс был откуда-то из глубинки и везли имущество временного поста, а может, и добычу какой-нибудь исследовательской группы. Среди прочего нахожу вспученную и порыжелую, но целую банку загадочных консервов, а потом контейнер типа «S» – надо же, помню! – этот контейнер водо-, газо-, термо– и так далее защитный, и содержимое наверняка сохранилось. Я роюсь в мусоре без всякой цели, просто хочется найти еще какой-нибудь осколок той, прежней жизни, к которой все никак не удается вернуться. Тем временем и спутники мои осмелели – и вокруг ходят, и внутрь заглядывают, а Паханенок в движок залез и что-то там с позвякиваниями крутит. Барон меня зовет наружу – что-то нашел. Я иду к нему довольно весело, о чем-то рассуждаю, а подойдя, на полуслове осекаюсь. Оплетенный густой травой, лежит человеческий скелет. Одежда на нем была когда-то кожаным летным комплектом, но она обгорелая, полуистлевшая и разорванная к тому же – не иначе стервятники постарались. Около останков руки врос в землю большой уродливый пистолет, я наклоняюсь и поднимаю оружие, а затем, заметив на куртке чудом уцелевший карман, вытаскиваю оттуда пластиковую карточку и гляжу на нее. С фотографии уныло смотрит знакомое лицо. Пьеро, мой сменный водитель, честно пытавшийся выполнять все инструкции и рекомендации. Нашел я осколок той жизни! Тут уже не до самоотчета – внутри словно бомба взрывается и все вокруг становится отвратительным и ненавистным. Орки ко мне спиной стоят – сволочи! Эльфы глядят на меня с интересом и пониманием – я сейчас бы их всех поубивал, плевать на все клятвы. Я перевожу глаза с них на скелет – по черепу бежит струйка муравьев. Это меня добивает окончательно. Уже совсем не помня себя, я вскидываю пистолет и жму оба курка до упора. Из ствола бьет ослепительная струя, и на месте муравейника поднимается вверх столб огня. Я провожу огненной чертой через всю поляну, скашиваю лесок на ее краю, а затем в полной невменяемости поворачиваюсь к эльфам, они стоят и явно не верят, что все еще живы. Ору:

– Значит, зло форму приняло, а вы справились, идиоты! Ну так получайте!

Вскидываю я руку с пистолетом, но в последний момент что-то все-таки осознаю, и, не в силах остановиться, направляю огненную струю на камень, торчащий из травы у края поляны. Граф с отчаянным лицом кидается ко мне, но земля под ногами содрогается, и вся поляна вместе с остатками вертолета, травой и горящими прогалинами летит вниз, перемешиваясь и мелькая перед глазами. Меня что-то бьет в бок, потом по голове, что-то лезет в рот, и наконец – страшной силы удар снизу. Сознания я, похоже, не терял, но ничего не видно и не слышно, двинуться тоже не могу – засыпан. И могильщику платить не надо. Первая реакция – дергаться, биться, расталкивать грунт, но это просто невозможно. Спокойно, спокойно, давай по-другому. Поочередно двигаю сначала руками, потом ногами – и оказывается, что часть ступни из земли все же торчит. Толку с этого никакого, а воздух все хуже и хуже, я дергаю ногой, стараясь хоть чуть-чуть расширить ей свободу, но дышать почти нечем, и я впадаю в беспамятство.

Первое впечатление – ничего не давит. Затем в глазах – оказывается, уже давно открытых – проявляется окружающая обстановка. Я лежу на животе возле разрытой ямы, рядом стоит Хворый и глядит на меня весьма недружелюбно. Поворачиваюсь набок и поднимаю голову, ожидая увидеть обрушенные стены зала, наподобие того, где мы с Графом были. Но тут сооружение другого рода. Если тот купол вверх ногами перевернуть и сделать дном глубокого сужающегося колодца, то получится то, что я сейчас вижу вокруг себя. На этом дне холм перемешанных земли и камней, и я на этом холме уже сижу. Не расшиблись мы в лепешку, видимо, потому, что вся масса скользила, разгоняясь, по наклонной стене – все же не падение. Дыра в потолке виднеется где-то сбоку, а самого потолка уже и не видать, темнеет и наверху, а здесь совсем сумерки. Сзади щелкает кремень, это Паханенок запалил дребедень какую-то, но привлекает меня не он. Великолепно освещенный Пахан, полукрасный-получерный сидит, наставив на меня лук, и слабину тетивы уже выбрал. Я, стараясь быть или хотя бы казаться спокойным, спрашиваю:

– Сейчас стрелять будешь или просто стережешь?

– Если бы хотел сейчас, так ты бы уже и не спрашивал, а?