Человек с железным оленем

"У каждой из них было очень мало учеников - два, три, редко - до шести. Обстановка кочевки также мало способствует учению: чуть напьются чаю, полог убирается, и можно учиться лишь на морозе, где-нибудь у стада, или в дыму костра в яранге. А вечером, когда расставят полог, опять пьют чай, едят и ложатся спать. По-видимому, главной причиной отрицательного отношения чукчей были шаманы - они считали ученье опасным. Хозяин яранги, в которой жила Абрамова, вскоре вызвал шамана, виновато сообщил ему, что вот у него два несчастья: во-первых, его выбрали в нацсовет, а во-вторых, пришлось приютить русскую. И духи уже гневаются: волки задрали двух оленей. Но он обещает, что в нацсовете он будет делать только то, что соответствует чукотским обычаям, а что касается русской, то она безобидная и почти что чукчанка, и если что сейчас еще делает не так, то потом научится…

...Обе учительницы сжились с оленеводами, принимали участие в работах чукотских женщин и заслужили полное одобрение чукчей, так что к Волокитиной даже дважды сватались чукчи, считая ее вполне пригодной для ведения чукотского хозяйства.

Нельзя не восхищаться самоотверженной работой этих первых пионеров советской культуры, которым в таких тяжелых условиях пришлось вести преподавание и бороться с влиянием шаманов". ("По горам и тундрам Чукотки". С. В. Обручев, изд. Географиздат, 1957 г. стр. 34-35). ]

***

Самолет летел над центральной Камчаткой. Под крылом проплывали горные цепи. Величественные острые, как иглы, пики сменялись оранжевыми конусами умерших вулканов. В долинах-ядовито-зеленые пятна тундры, на взгорьях — дремучий лес. Ни дорог, ни тропинок….

– В этом краю только и остается что летать, — заметил я вслух.

– Думаете?… У нас, на Партизанской, проживает чудак этакий — Травин. Он пытался тут на велосипеде путешествовать, — усмехнулся мой сосед, старый петропавловский житель.

Краем уха пойманная фраза запомнилась. Захотелось увидеть этого человека, поговорить с ним. Как и многие из пишущих, я очень ценю встречи с так называемыми чудаками, с теми, кого нередко молва характеризует как людей странных, непрактичных лишь потому, что они берутся, казалось бы, за невозможное. В таких, к примеру, чудаках долго ходил Поликарп Михайлович Агеенко, тоже петропавловский житель, — пенсионер, "свихнувшийся" на камчатском фруктовом саде. Он все свои сбережения вложил в выписку бесчисленного множества саженцев, которые испытывал годами.

"Крайний Север - и фруктовый сад? - Чудачество", - говорили соседи. А вот минувшей осенью Поликарп Михайлович угостил меня с одного деревца настоящим яблоком, а с другого - горстью вишен. Вызрели-таки фрукты на камчатской земле!..

Да кого обыватели всех времен и народов не называли чудаками, фантазерами! И все лишь оттого, что мерили возможности человека на свой аршин...

Пришлось основательно покружить, поднимаясь по крутым переулкам на последнюю из улиц, венчавших Петровскую сопку, где, сказали мне, живут Травины.

"Ленивому, даже просто толстому, гипертонику от многолетнего сидения за канцелярским столом тут не ужиться. Надо определенно иметь крепкие ноги, - бормотал я, вытирая обильно струящийся пот. - Верно, энергичный старик...". Портрет человека вырисовывается задолго до встречи. Одно представляешь сам, другое - достоверное - усиливаешь. Свыкнешься - и трудно разочаровываться... Разочароваться, впрочем, не пришлось.

– Да, я Травин.

Чисто выбритое, с крупными чертами загорелое лицо. Среднего роста, но, судя по широкой груди, очень сильный человек, выжидательно смотрел на меня.

То, что это именно тот Травин, о котором шла речь в самолете, было уже ясно: в глубине комнаты, на стене, я успел заметить большой фотографический портрет — голову с гривой густых волос, перехваченных не то лентой, не то блестящим обручем. Фотография вмонтирована в кусок карты Северного Ледовитого океана. К рамке прибита костяная пластинка с той же надписью, что приведена вначале: "турист-путешественник…" и т. д.

И вот, после приветствия и предварительного объяснения, мы сидим за столом. На скатерти документы, старые пленки фотоаппарата "Кодак", Почетные грамоты. Все это Глеб Леонтьевич сносил из разных мест. Рылся в шкафах, в сундуке. Видимо, о "реликвиях" личной славы в доме вспоминали не часто.

– На чердаке остатки, точнее останки, велосипеда, — с улыбкой заметил он. — Можете посмотреть.

Больше всего меня заинтересовал паспорт-регистратор туриста, пухлая книжка в черном кожаном переплете. В паспорте гербовыми печатями государственных учреждений, главным образом исполкомов Советов, подтверждалось прибытие велосипедиста в каждый населенный пункт на огромнейшей трассе, от Камчатки до… Камчатки. Сначала по южным границам страны, затем по западным и, наконец, по береговой полосе Северного Ледовитого океана.

"Г. Л. Травин с 10.Х. 1928 по 24.Х.1931 г. совершил переход на велосипеде вокруг СССР в 85.000 километров, включая Великий Северный путь до мыса Дежнева, где и установлен знак в ознаменование данного перехода.

Областной комитет по делам физкультуры и спорта.".