Человек со сломанным ухом

Если бы ей рассказали о каких-нибудь подвигах полковника или о связанных с ним романтических историях, тогда возникновение подобных чувств можно было бы оправдать или по крайней мере объяснить. Но ведь ничего этого не было. Она знала о нем лишь одно: что он якобы был приговорен военным судом к расстрелу за шпионаж. И тем не менее, именно он приснился ей ночью после возвращения от Леона.

Потерявшая покой Клементина вдруг крайне озаботилась проведением религиозных обрядов. Она заказала мессу за упокой души полковника, уговорила Леона заняться похоронами, и сама выбрала участок для захоронения. За этими хлопотами она не забывала ежедневно заглядывать в ящик из орехового дерева, преклонять колени перед покойным и регулярно запечатлевать на его лбу то ли сестринский, то ли дочерний поцелуй. Кончилось тем, что семейство Рено насторожило такое странное поведение невесты, а она в ответ стала торопить Леона с похоронами, чтобы поскорее отделаться от смущавшего ее душу полковника. Но накануне назначенной даты похорон позиция Клементины резко поменялась. «По какому праву мы собираемся укладывать в могилу человека, который, возможно, не умер? Разве можно без всякой проверки отвергать теории ученого доктора Мейзера? Надо хотя бы несколько дней подумать на эту тему. Может быть, следует подвергнуть тело полковника каким-нибудь экспериментам? Берлинский профессор Хирц обещал прислать Леону ценные документы, касающиеся жизни и смерти этого несчастного офицера. Не следует ничего предпринимать, пока мы не получим эти документы. Но надо попытаться ускорить их отправку и в этих целях послать письмо в Берлин.» Леон повздыхал, но покорно подчинился новому капризу и написал письмо профессору Хирцу.

Пока разворачивалась эта новая кампания, у Клементины нашелся союзник. Им оказался доктор Марту. Он был довольно посредственным врачом и несколько презрительно относился к своим клиентам, но человек он был весьма образованный. В течение длительного времени Марту изучал ключевые проблемы физиологии, в том числе возможность оживления организмов, спонтанное зарождение жизни и связанные с ними вопросы. Доктор давно состоял в переписке со многими учеными и поэтому был в курсе всех новейших открытий. Он дружил с Пуше и де Руаном и был знаком со знаменитым Карлом Нибором, достигшим больших успехов в применении микроскопа. Марту высушил и оживил тысячи червей, коловраток и тихоходок. Он был убежден, что жизнь – это не что иное, как действующая форма организации материи и что идея оживления обезвоженного человека абсолютно реальна. Пока доктор предавался глубоким размышлениям, из Берлина пришла копия документа, оригинал которой хранился в собрании рукописей великого Гумбольдта.

Глава VII Что завещал профессор Мейзер высушенному полковнику.

Сегодня, 20 января 1824 года, жестокая болезнь отняла у меня последние силы, и я чувствую, что скоро настанет день, когда моя душа отлетит в вечность.

Я собственноручно пишу это завещание, в котором хочу выразить свою последнюю волю.

Я назначаю своим душеприказчиком моего племянника, Никола Мейзера, богатого пивовара из славного города Данцига.

Я завещаю свои книги, архивы и все коллекции, за исключением экспоната, хранящегося под номером 3712, моему бесконечно уважаемому и ученому другу доктору Гумбольдту.

Все остальное мое движимое и недвижимое имущество стоимостью 100 000 прусских талеров или 375 000 франков я завещаю господину полковнику Пьеру-Виктору Фугасу, который в настоящее время обезвожен, но все еще жив, и учтен в моем каталоге под № 3712 (раздел Зоология).

Надеюсь, для него это станет хотя бы небольшим утешением за перенесенные им страдания.

Движимый желанием помочь моему племяннику Никола Мейзеру осознать весь масштаб возложенной на него ответственности, я решил посвятить его в историю обезвоживания моего законного наследника полковника Фугаса.

Мое знакомство с этим отважным молодым человеком состоялось 11 ноября несчастливого 1813 года. К тому времени я давно покинул город Данциг, в котором из-за грохота пушек и свиста ядер стало совершенно невозможно работать. Я перевез все свои книги и научные приборы в укрепленную деревню Либенфельд, находившуюся под защитой союзных войск. В те дни были полностью нарушены связи французских гарнизонов Данцига, Штецина, Кустрина, Глонау, Гамбурга и еще многих городов как между собой, так и с Францией. Тем не менее генерал Рапп продолжал оказывать упорное сопротивление английскому флоту и русской армии. Полковник Фугас был захвачен отрядом из корпуса Барклая де Толли как раз в тот момент, когда он направлялся в Данциг и пытался перейти Вислу по льду. Его привезли в Либенфельд 11 ноября. Я в это время ужинал, и комендант деревни унтер-офицер Гарок приказал силой доставить меня в комендатуру, чтобы я участвовал в допросе в качестве переводчика.