Человек со списком (СИ)

Он, конечно, налегал на карате последние пару лет, но дом разносить что-то не хотелось. Баки, впрочем, плевал на его желания: танцевальным движением по очереди потянул ноги, подвигал головой из стороны в сторону, достал карманный нож и встал в стойку, весело (и немного маньячно) улыбаясь.

— Да блин, — вздохнул Стив, переворачивая левую спицу в обратный хват.

***

— Теперь мне кажется, что повод для ревности есть у меня.

— Прошу прощения?

— Вы танцевали, Роджер.

— Он пытался пырнуть в меня в печень. Любовь в воздухе, ага, конечно.

— Кстати, судя по скорости заживления синяков, у нас в подвале два из трех выживших объектов советской программы суперсолдат.

— …бой дос. Аде так дравился бой профиль… Ай!

— Спокойно, перелома нет. Так что, устроим перекрестный допрос?

***

Оказалось, для того чтобы вспомнить Стива, Баки не хватало одного хорошего удара по голове. Наташа (которую в этом времени, насколько Стив знал, звали не Наташей) прожигала взглядом Дотти и ворчала что-то о врагах народа, Баки же хохотал до слез, глядя на рыжие волосы и бороду старого друга.

— Ты… ты просто… ой, не могу, — задыхался Баки.

— Ха-ха-ха, очень смешно, на себя посмотри, Фред Астер из темной подворотни.

— Пег, — пропела Дотти через полчаса неиссякаемого фонтана «подъебни ближнего своего» в исполнении Баки и Стива. — Я хочу в федеральную тюрьму. Пасть от руки этого идиота — это просто позорище, спаси меня.

Наташа (когда из нее пытались вытянуть имя, она промолчала, зато Баки весело продекламировал «из искры возгорится пламя!»), услышав это, со стоном приложилась затылком о стену и прорычала:

— Баранов, ты баран!

— Ну, я же твой баран, — на эту его соблазнительную улыбочку клевали абсолютно все барышни — кроме Пегги, храни ее Господь, — и Наташа, видимо, не была исключением.

***

— Ух ты. А ведь я когда-то обещал быть крестным всех твоих детей…

— Не заканчивай эту мысль. И это все равно стало невозможным после того, как О’Рафферти запретил тебе появляться в храме.

— Сейчас это тем более неактуально. Прости, старик, но религия — это опиум для народа.

— ЧТО-О-О?

— Владимир Ильич херни не скажет. Пока, капиталистическая ты свинота!

— А НУ СЮДА ИДИ, КОЗЛИНА!

***

Говард не терял надежды воссоздать сыворотку Эрскина, раз уж образец теперь постоянно был у него под рукой. Стив неизменно ворчал, что это очень плохая идея, но кровь давал исправно. Все равно ведь воссоздаст. Стиву предстояло закрыть петлю, а не открыть очередную реальность, как с Битвой за Нью-Йорк, где они с самого начала знали, что создают ответвление: если Тессеракт в теории еще можно было подделать, — Тони подумывал запаять его в какой-то высокотехнологичный сплав, — то скипетр восстановить было невозможно. К тому же, в конечном итоге Локи слинял вместе с Тессерактом. Ту реальность уже нельзя было вернуть на исходные рельсы, даже если исправить всем участникам память камнем разума. В итоге, посоветовавшись с Брюсом, Стив стащил оттуда свой щит взамен сломанного и оставил сообщение местным Мстителям — может, для них все лучше обернется.

С петлей пока что все шло по плану. Агент Барнс (как Джеймс Бонд, только Барнс) шастал в Пентагон как к себе домой, с чего Пегги каждый раз вопила и звонила министрам и генералам с требованием обновить систему безопасности.

( — Милый, сделай уже что-нибудь со своим дружком-коммунистом, это же просто позор для всего министерства обороны США.

— Неа.

— Хочешь, чтобы я этим занялась?

— Дорогая, я понимаю, что этот раздел теории струн напишут только в две тысячи двадцатом, но ты можешь поверить мне на слово, что съехавший к чертовой матери пространственно-временной континуум — это очень, ОЧЕНЬ плохо?

— Иногда я тебя просто ненавижу!)

…И это еще не дошло до убийства Кеннеди. Ух, Стив себя заранее за весь этот бардак ненавидел. Но зато они с Баки виделись на регулярной основе, то есть, каждый раз, когда Баки и Наташа приезжали в Штаты якобы на гастроли балетной труппы.

Наташа, к слову, оказалась сволочью последней: столько лет дразнила Стива ископаемым, хотя сама родилась в ноябре семнадцатого года, рыжая лицемерка. Это, правда, не помешало Стиву назвать в ее честь дочку, которая родилась через два года после Бобы (домашняя кличка появилась у Роберта, когда стало понятно, что мальчик невероятно картав). Бобе имя придумывала Пегги, так что на дочери Стив мог развернуться, и он, недолго думая, записал ее Деброй Натали. Дебра — потому что у любой девушки должна быть своя песня (хотя знаменитый шлягер Pulp, о котором думал Стив, должны были написать только в девяностых), Натали — потому что вот так откровенно называть ребенка «Наташа», когда на дворе Холодная война — это с гарантией нарываться на неприятности и обвинения в сочувствии коммунистам.

( — …в смысле, в мою честь? Кельт, ты с головой не дружишь? Ты хочешь назвать американского ребенка Искрой?

— Как-как, прости?

— Зовут ее так, Искра Фе…

— Заткнись, Яша. По паспорту я сейчас вообще Людмила. Мы меняем документы и место жительства, чтобы не наводить народ на мысли о вурдалаках.

— Странную у вас сыворотку сделали, конечно.