Человек среди песков

— Да, кстати, получил письмо из столицы. От одного приятеля. После того как праздновалось завершение первой пирамиды, там много говорят о Калляже. Снова разгорелись прежние споры. Банки вроде уже начеку и ждут своего часа… Об этом твердит не только оппозиционная печать.

— Знаю, — говорит он.

— То же думают и здесь, в болотном краю. Только они не вникают в тонкость. Они на все готовы. Чувствуют, что опасность грозит им со всех сторон.

— И тем не менее! Им не мешало бы знать, какую я выдержал битву. О мерах предосторожности, гарантиях… Впрочем, я отчасти понимаю их недоверие: были уже прецеденты. Но на сей раз…

Он встал и подошел к окну, откуда была видна работающая землеройная машина.

— Верно, банки ждут своего часа. Но поскольку было уже немало скандальных историй, они осторожничают и на время притаились. Поэтому-то у нас впереди еще несколько месяцев, а быть может, даже и лет. Я как раз и воспользовался этим затишьем и прорвался со своим проектом. Просто благоприятно сложились обстоятельства. Большинство поддерживающих меня политиков делает это, исходя из весьма сомнительных причин, и мотивы у них иные, чем у нас. Ну что ж пусть. Важно, что мы это знаем. Я, должно быть, кажусь вам циником.

— Да нет, — сказал я. — Вы просто строите Калляж.

— Верно! Я не из тех, кого величают разочарованными, но я не желаю питать иллюзий. Я многому научился за последние годы, потому что мне приходилось вращаться среди подобной публики, а для людей нашего с вами толка это нелегко. Теперь-то я знаю, что, кроме небольшой горстки преданных мне помощников, не на кого рассчитывать и что даже дружба не всегда выдерживает испытания наживой, тщеславием или жаждой власти. Я смотрю на такие вещи трезво, я сам себе выковал броню и иногда прибегаю к хитрости, борясь с хитрецами. Но сущность моя от этого не пострадала. Ведь мне уже пятьдесят, Марк. Я хочу построить этот город. И построю.

Я видел, как за его спиной разворачивалась, захлебываясь леском, пасть землеройной машины. А чуть дальше со звериным ревом бульдозер яростно сражался с каким-то препятствием.

— Теперь я знаю, что целью всей моей жизни было построить Калляж. Город, который я сам породил, которым я одержим и который уже сильнее меня. Желание оставить после себя глубокий след. Мы оба его испытываем, Марк, я почувствовал это с первой же нашей встречи.

Я неопределенно мотнул головой. Его речь отчасти даже раздражала меня, так как мне всегда претили громкие слова, и к тому же я чувствовал, что не так уж достоин его похвал. Легко сказать — совершить что-либо возвышенное; я хорошо знал, что мои стремления не всегда были столь высоки.

Он присел к моему столу, положил на него ладонь, этот жест доверия рассеял мою неловкость.

— Да, мы живем в довольно гнусную эпоху, и я не завидую тем, кто чувствует себя в ней вольготно. Культ сиюминутного, скоростей, всего показного: как будто человек создан только для этого. Видимость, одна видимость! Человек пытается скрыть собственную пустоту, с помощью денег и вещей. Заговорите о чем-нибудь сокровенном — да вас поднимут на смех! Я вот думаю: уж не причастна ли также и сама церковь к тому, что бог умер, священнослужители порой кажутся мне просто иллюзионистами, пытающимися в темном уголке выдать вам подделку за оригинал. В наш век небоскребов сколько еще людей занимается спиритизмом, и святой дух выскакивает, как у фокусника голубь из шляпы! До чего они только ни доходят. Вы же знаете, в одних церквах священники рядятся под клоунов, чтобы завлечь детвору, в других — предметы культа малюют в красный цвет, следуя рекламе, в третьих — служба ведется на жаргоне предместий под звуки тамтама, с тех пор как тамтам вошел в моду. И удивительное дело — в наш век подчеркнутого позитивизма появилась вдруг целая армия волшебников, колдунов, пророков, астрологов, хиромантов, которые не гнушаются пользоваться счетно-вычислительными машинами и счетами в банке. Создаются всякие секты. Поклоняются невесть чему: проститутке, черной собаке, эмбриону. А в прошлом году — вы, очевидно, помните — шли разговоры о группе людей, отправлявших культ смерти, уж не помню в какой-то там пещере… Так где же он, бог, независимо от того, как его называют?

Он показал на освещенную солнцем законченную пирамиду, видневшуюся из окна.

— Вот почему я был так счастлив, что мы нашли «маленькую принцессу». Когда я вошел в склеп, меня, да-да, охватил какой-то священный трепет. И мне захотелось построить вот эту церковь. Скоро отделка ее будет закончена: белизна и свет. Но священника в ней не будет.

Он встал, провел рукой по глазам.

— Простите меня, Марк, я отрываю вас от работы, к тому же так ли уж необходимо говорить о подобных вещах? До завтра.

После ухода Дюрбена я подумал о том, что его безумие охватило меня, но что это благородное безумие. Но при чем тут бог? Разве недостаточно построить красивый и гармоничный город, в котором будут жить люди? Однако пора было заканчивать расчеты, их не мог сделать за меня даже сам господь бог.