Матери, имеющие дочерей, с интересом поглядывали на Иисуса, да и девушки тоже. Никаких родственников, даже дальних. Процветающая мастерская, которая скоро перейдет к нему по наследству. Делались намеки, порой даже с ненавязчивой помощью раввина. Велись долгие разговоры, во время которых тактично обсуждали вопросы нравственности и состояние дел. Но Иосиф оставался глухим, а Иисус держался отстраненно, Досада породила пересуды. Мария забеспокоилась.
– Не пора ли тебе жениться? – спросила она. – Уже ходят всякие слухи.
– Я подумаю.
– Ты думаешь о девушке, руки которой не сможешь добиться?
– Нет.
– Неужели тебе не подходит ни одна из тех, о которых тебе говорили?
– Они мне все подходят, но я не собираюсь жениться.
– Даже пророки брали себе жен.
– А ессеи не берут себе жен.
– Ессеи? – повторила ошеломленная Мария.
Марии все же удалось растолковать Иосифу, какая у них возникла проблема. Старик долго молчал, потом сказал:
– Если дерево принесет плоды зимой, птицы съедят их.
Марию охватило отчаяние.
– Садовник знает, – продолжал Иосиф, – в какое время года нужно сеять, чтобы собрать урожай. Но ветер сеет наугад.
Мария закрыла лицо покрывалом и вышла из комнаты. Иисус все слышал. На следующий день Иосиф умер.
Иисус часами сидел у изножья кровати, на которой лежало тело, такое легкое, что можно было подумать – оно сделано из перьев и ветра. Он размышлял о чести и гордости, о преданности и призвании. Садовник признал растение, посеянное ветром. Да, это так.
Подмастерье Самуил купил шесть фунтов мирры и столько же фунтов алоэ. Женщины обмыли тело, связали ноги тесемками, подвязали подбородок и положили усопшего на саван. Они сбрызнули ароматами то, что осталось от плотника, и приготовили для лица содовый раствор, который должен был поглощать трупные испарения. Наконец они завернули тело в саван, оставив лицо открытым, как того требовал обычай. И только после того, как женщины воскурили ладан, они впустили Марию и всех собравшихся в комнату, где находился покойник.
Отдать последние почести Иосифу пришли десятка два человек.
– Пусть молитвы всех сынов Израилевых будут услышаны Отцом нашим небесным, – читал Иисус.
Мария машинально повторяла за сыном слова кадиша. Ее глаза оставались сухими. Она давно воспринимала Иосифа скорее как отца, чем как супруга. И она облачилась в траур уже давно, а вовсе не теперь, для похоронной церемонии.
Когда все заупокойные молитвы были прочитаны, в тот самый момент, когда в комнату вошел раввин, Иисус положил на саван ермолку священника, кем и был, в сущности, Иосиф.
– Господь наш милосердный, – нараспев говорил Иисус, глядя раввину прямо в глаза, – ты глаз, который все видит, ухо, которое все слышит. Откликнись на мою мольбу о Твоем священнике Иосифе и пошли Михаила, предводителя Твоих ангелов, и Гавриила, посланца света, и легионы Твоих ангелов, чтобы они сопровождали душу Твоего служителя, моего отца, до тех пор пока она не прилетит к Тебе.
Мужчины положили тело на носилки. Иисус взялся за переднюю правую ручку, подмастерье Самуил – за переднюю левую ручку, а два ученика взялись за задние ручки. Они вышли из дома и пошли вдоль моря по дороге, ведущей к кладбищу. Самуил заранее выбрал склеп, где тело будет лежать до тех пор, пока не высохнет. Через два-три года они перенесут его в последнее пристанище – яму длиной шесть футов и глубиной три фута, где останки плотника окончательно рассыплются в прах.
Затем Иисус и все, кто прикасался к трупу, отправились в баню, чтобы совершить очистительное омовение, а из бани – в дом, который отныне принадлежал Иисусу. Там они преломили хлеб с родственниками и друзьями в печали об умершем. Раввин тоже пришел. Во время трапезы он напомнил, что, согласно обычаю, мастерская должна быть закрыта в течение тридцати дней.
– Все мы люди бедные, – возразил Иисус. – А те, кто работает со мной, еще больше нуждаются в хлебе насущном, чем я. Если я закрою мастерскую, им придется занимать деньги, чтобы прокормить жен и детей. Обогащение ростовщиков не позволит душе моего отца быстрее обрести покой на груди Своего Создателя. Завтра мы будем работать, как обычно. Мы будем держать тело в чистоте, не станем одеваться в лохмотья и не позволим вшам поселиться в наших волосах. Горе – это не зрелище для праздных зевак!
Раввин остолбенел.
– Открыть мастерскую завтра? Но это значит бросить вызов всем нашим обычаям! И никто не сделает вам новых заказов и не заберет готовые изделия, за исключением язычников! – в ярости вскричал он.
– В таком случае мы будем брать заказы у язычников. И скажем, что лучше брать заказы у язычников, чем позволять им выбирать наших священников. А теперь вы прочтете молитву или за вас это сделаю я?
Скрепя сердце раввин встал и прочитал сначала благодарственную молитву, а затем молитву за упокой души Иосифа. Когда он закончил, Иисус запел псалом:
«Дни человека, как трава; как цвет полевой, так он цветет.
Пройдет над ним ветер, и нет его, и место его уже не узнает его.
Милость же Господня от века и до века к боящимся Его.