Человек, ставший Богом. Воскресение

– Ты только что ел зерно и мясо, жевал сыр, маслины и хлеб. Ты не привидение и не находишься, по крайней мере, по ту сторону пищи. А несколько часов назад ты отхлестал торговцев и менял в Храме, и это тоже не было чем-то нематериальным. Я слышал звуки ударов, видел разбитые столы и разбросанные монеты. А сейчас ты мне говоришь, что находишься по ту сторону всего происшедшего и не принадлежишь этому миру. Я перестал что-либо понимать. Если в твоих поступках и в поступках твоих учеников есть логика, ты обязан взять власть в Иерусалиме в свои руки.

Иисус прислонился спиной к стене. Прикрыв глаза, он пристально следил за своими учениками. Он прекрасно понимал, о чем они думали: это наш герой или нет? Станет ли он освободителем? Если нет, то тогда кем? Что это за мир, о котором он говорил? Только на устах Фомы играла слабая улыбка. Только один Фома, несомненно, понял Иисуса.

– Вот ты построил дом, – мягко заговорил Иисус. – Через несколько лет он обязательно начнет разрушаться. Стропила обветшают и покроются плесенью, дожди смоют штукатурку, гвозди проржавеют. Но дом, который ты возвел в своем сердце, никогда не разрушится. Дом в твоем сердце – это Вечный Храм. Пусть другие по примеру римлян занимаются каменными храмами, а мне позволь построить Вечный Храм в сердцах людей. Я отнюдь не преемник первосвященника.

Иоанн разразился рыданиями.

– И все же мы нуждаемся в главе каменного храма, – тихо произнес Никодим.

– О, да! Разумеется, Никодим, вы нуждаетесь в таком главе! Но вам нужен тот, кто придет на смену другому! У вас возникает потребность в одном из Иисусов каждые десять лет! Потому что, как ты сам понимаешь, когда кто-нибудь начинает отливать дух в материальной форме, сразу же, как та плесень, о которой я говорил, начинают возникать недоразумения. Преврати слово Божье в законы, как это сделали фарисеи, и ты сразу же вступишь в лабиринт бесконечных толкований. И отныне это уже не слово Божье, а совершенно другая система человеческих законов. Поиски Божественной истины в этих законах становятся таким же безнадежным делом, как попытки определить подлинную длину локтя, о чем говорил Иезекииль.

Иисус устал и поэтому на какое-то время замолчал.

– Первый Храм, – продолжал Иисус, отдышавшись, – был построен в неведении и разрушен в соперничестве. Он должен остаться как воспоминание. Строить храм для Бога – просто абсурд! Вся нелепица этого заключена в нескольких фразах: «Послушай, Господи, мы построим для Тебя дворец, чтобы Ты оставался там и чтобы Ты не думал о том, чем мы занимаемся снаружи. Мы станем приносить Тебе пожертвования, только позволь нам вести снаружи свои дела так, как мы сами того пожелаем». Разве ты не понимаешь, Никодим, что это значит нанести Ему оскорбление?! Вся Вселенная – Его Храм! А этот, каменный, храм смешон. Там вершат власть люди, а власть развращает. Значит, это развращенные люди. Предложить мне занять место первосвященника, особенно если за ним присматривают римляне, – это все равно что возвести меня на прогнивший престол. Я этого не хочу!

Интонация, с какой были произнесены последние слова Иисуса, свидетельствовала о том, что высказанное мнение окончательное. Ученики шумно дышали, прочищали горло, размахивали руками, переминались с ноги на ногу, почесывали спины.

– Тебя послушать, так твоя победа, какой бы она ни была, означает конец Закона! – воскликнул Никодим.

– Нет, Никодим, – возразил Фома, – это означало бы начало Закона!

Они допили вино.

– Мне не раз говорили, что тебя обучали ессеи, – сказал Никодим потухшим голосом. – Я этому не придавал особого значения… Для вас мир разделен на два царства, на материю и дух… И ты не заботишься о материи!

Все выглядели раздосадованными. И Иисус тоже. Ессей! Именно ессей! Почему не грек-гностик?

– Ты заблуждаешься, – отозвался Иисус, – я не ессей. Да знаешь ли ты ессеев? Их представления о Законе втиснуты в настолько узкие рамки, что они не осмеливаются мочиться в субботу! Они настолько отточили свое определение Закона, что забыли, что такое жизнь! Они ждут не только смерти, но и гибели всего мира! Неужели ты веришь, что Господу есть дело до того, мочатся иудеи в субботу или нет? Неужели ты веришь, что я тоже полагаю, что Бог призовет своих созданий лишь после того, как они откажутся от жизни?

Иисус тяжело вздохнул.

– И что ты собираешься делать? – помолчав, спросил Никодим. – Что собирается делать Мессия?

– Мы разрушим видимые и невидимые здания, которые построили иудеи, чтобы затемнить свет Божий. Мы омоем тела и души, мы очистим глаза от коросты дурных сновидений, прочистим уши, заткнутые воском пустых слов, – омоем людей, загрязненных нечестивостью прошлого. И мы создадим народ, более великий, чем народ пяти провинций.

– Не понимаю, – тихо произнес Никодим. – Как ты все это сделаешь?

– Ты, один из правителей Израиля, ты не понимаешь? Если ты не разумеешь, что я намереваюсь совершить на Земле, что произойдет с тобой, когда я заговорю о небесных вещах?

– О каких еще небесных вещах?