– Готов поспорить, мой повелитель. Не успеют сумерки дважды опуститься на землю, как эти псы Анна и Годолия с отвисшими челюстями попросят у тебя аудиенции. Предлог будет ничтожным… Они якобы захотят узнать о казни Иоканаана. Ты должен принять беззаботный вид. Годолия осторожно намекнет, пытаясь шантажировать тебя, что ты обрек на смерть духовное лицо. Отвечай, что Иоканаан подрывал твою власть, что ты несешь ответственность перед Римом за все, что происходит в твоих провинциях. А если люди Храма столь озабочены судьбой Иоканаана и религиозными делами, пусть найдут время, чтобы заняться Иисусом, ибо ученики Иоканаана пополнили ряды подпевал Иисуса и направляются в Иерусалим. Ты в установленном порядке оповестил об этом прокуратора и надеешься, что легион и охранники Храма сумеют усмирить этих бунтовщиков. Анне будет над чем поразмыслить!
Ирод что-то буркнул, обдумывая слова Манассии.
– А теперь оставь меня, я хочу немного отдохнуть, – сказал тетрарх.
– А мой выигрыш?
На лице Ирода отразилась досада.
– Бочонок хиосского вина. Согласен? – предложил Манассия.
– Надеюсь, ты в нем утонешь, – бросил Ирод, не сдержав улыбки.
И действительно, на следующий день Годолия появился во дворне В ту ночь в покоях Анны свечи горели дольше обычного.
Ловушка была расставлена. Теперь Анна позаботится, чтобы на его сторону встало большинство членов Синедриона.
Прокула, жена Пилата, матрона, страдающая бессонницей, обычно проводила большую часть ночи, слушая суеверный вздор, который ей рассказывали рабы, в то время как сам Пилат храпел в соседней комнате. Она жадно внимала бесчисленным россказням о привидениях, лемурах, ходячих статуях, голосах, раздававшихся из могил, молоке, пролившемся с неба, попивая при этом теплое вино, разбавленное маковым соком, что приводило к запорам. Светильники и свечи, стоявшие в ее комнате, колыхались под порывами ветра, возможно, прилетевшего из потустороннего мира. Они были установлены среди множества статуй и статуэток, которые Прокула с упрямством и непонятным рвением собирала с момента приезда на Восток. Все эти статуи и статуэтки стояли на полках, столах, на полу вокруг ее кровати. Забавный народец воображаемого мира, где, например, демон Пазузу, повелевавший ветрами и чумой, зловеще улыбался, расположившись между ног Афродиты с многочисленными грудями. Орду мраморных, бронзовых, известняковых, диоритных, порфирных и алебастровых гениев каждый вечер приглушенные голоса рабов, казалось, оживляли. Прокула сожалела, что никак не могла заполучить какое-либо изображение чудотворца, к которому испытывала все возрастающий пиетет, галилеянина по имени Иисус. Осирис, Мом или Тиния не принадлежали, в отличие от Иисуса, к этому миру. Иисус жил в Палестине и творил чудеса, которые даже соглядатаи ее мужа считали подлинными. Прокула мечтала поехать в Галилею, чтобы заказать лучшему скульптору его портрет из камня, – она считала это возможным. Однако она не осмеливалась претворить в жизнь свою навязчивую идею, поскольку боялась, что это повредит ее репутации, и не хотела, чтобы Пилат упрекнул ее во вмешательстве в дела, о которых супруге римского сановника лучше ничего не знать.
Однако Прокула понемногу утешилась, поскольку рабыня-эфиопка сообщила ей, что на Пасху Иисус придет в Иерусалим. Она даже уговорила Пилата пригласить этого Иисуса в управу, чтобы тот вылечил ее от бессонницы. И уж конечно, столь выдающийся человек не откажется от предложения позировать скульптору. А поскольку Прокула слышала, что Синедрион, эта банда слабоумных старцев и вечно раздосадованных интриганов, и Ирод, бесстыжий извращенец, люто ненавидели Иисуса, она готовила для них нелегкое испытание и даже заразила Пилата своим настроением. Она считала дни, оставшиеся до Пасхи, и, чтобы не упустить Иисуса, которого также называли Мессией, – правда, она не поняла, почему именно, – Прокула создала на удивление широкую сеть информаторов, которые сновали повсюду, в том числе и в жилище самого первосвященника.