Человек, ставший Богом. Воскресение

– Мы видели его. Мы спросили, как ты нас учил: «Ты ли Тот Которому должно прийти, или другого ожидать нам?» И сказал нам Иисус в ответ: «Пойдите, скажите Иоканаану, что вы видели и слышали: слепые прозревают, хромые ходят, прокаженные очищаются глухие слышат, мертвые воскресают, нищие благовествуют; и блажен, кто не соблазнится о Мне». Мы видели и слышали, но…

– Но что?

– Его окружают те же люди, учитель. Действительно ли это он?

– Теперь, кроме него, никого нет, – сказал Иоканаан. – Через несколько часов я покину этот мир.

– Почему мы не можем освободить тебя? У нас достаточно денег, чтобы подкупить стражников. Почему он не приходит, чтобы тебя освободить?

– Я вам уже говорил, я не Мессия. По мере того как он растет, я уменьшаюсь.

Ученики заплакали.

– Уходите, – сказал Иоканаан. – Теперь Иисус ваш учитель.

Ученики вышли на террасу. Происходила смена караула. Заступающие на пост стражники тоже узнали учеников и успокаивающе закивали. Солнце уже поднялось довольно высоко и окрасило мир своими лучами.

Наступил полдень. Заиграли музыканты. Звуки китар и цитр, флейт и треугольников вырвались за горячие стены Махэруза и полетели к скалистым горам Моаба и берегам Арнона, разбудив нестройное эхо.

Солнце закатилось за горизонт, и стражники вновь сменились. Вино рекой текло в крепости, в солдатской столовой, в небольших покоях придворных и в парадной зале. Танцовщицы, едва достигшие возраста половой зрелости, в очередной раз охлаждали свои ноги на мозаичном мраморном полу вокруг тронов Ирода и Иродиады, установленных на помосте. Вошел тетрарх в сопровождении Манассии, Иешуа и еще нескольких придворных, занимавших не такие высокие посты. Затем появилась Иродиада. Бледность раскрашенного лица, словно выточенного из слоновой кости, подчеркивала пурпурная накидка, расшитая золотом и жемчугом. Ее волосы, увитые золотыми цепочками с вставленными в них гранатами и жемчужинами, ярко блестели. Вслед за ней вошла кормилица как свидетельство того, что за красотой всегда следует смерть. Августейшие супруги заняли свои места. Вокруг них расположились придворные, а рабы с опахалами в руках завершали композицию картины. Несколько десятков знатных жителей провинции и высокопоставленных иерусалимитян (которые прибыли по особому приглашению) стояли, разделившись на две группы, вокруг двух священников, представителей Синедриона.

Распорядитель объявил о начале торжеств. Один поэт прочитал на греческом языке стихи, посвященные небесным милостям и земному могуществу, присущих умершему властителю, и восславил воплощение гения Израиля в человеке, который восстановил Храм Соломона. Другой поэт на древнееврейском языке провел параллель между Иродом и Соломоном, воздав небесам благодарность за то, что многочисленное семейство Великого Преобразователя позволило потомкам Двенадцати колен наслаждаться наследственным солнцем мудрости.

Один из священников передал тетрарху пожелания процветания от имени Анны и Синедриона. Второй священник передал пожелания религиозных учреждений тетрархии счастья и долгих лет жизни августейшей чете.

Звук цимбал подвел черту торжественным речам. Придворные засуетились, стремясь одними из первых поцеловать руку тетрарху и его супруге. Собравшимся стали предлагать различные напитки. Снова ударили цимбалы, извещая о начале представления. Зазвучала медленная музыка, и появились танцовщицы, которые тут же построились в два ряда. Вперед вышла одна танцовщица, с ног до головы укутанная в шелковистый газ. Ирод никогда прежде не видел ее. Радужная, мягко струящаяся ткань то обвивала изящные формы танцовщицы, то отлетала далеко от тела, словно манила за собой. Ноги, обутые в золотые сандалии, медленно скользили по полу под звуки флейт, а малейшее движение рук заставляло чудесную ткань колыхаться. Вдруг танцовщица остановилась и подняла руки, обнажив прекрасную грудь. Затем она завертелась волчком, превратившись в холодное пламя.

Представители Синедриона вытаращили от изумления глаза, но потом недовольно нахмурили брови.

Неизвестная танцовщица вновь поплыла, время от времени медленно поворачиваясь. Она словно играла с тканью, которая то прятала ее прелести, то внезапно оголяла их. Сначала взорам открылись лодыжки, затем ноги полностью, а за ними спина. Танцовщица закружилась, и ткань превратилась в ласкающий круг, открыв на одно мгновение все тело. Ирод едва сдержал крик восхищения. У танцовщицы, которой на вид было лет тринадцать-четырнадцать, грудь теперь была полностью обнажена. Да и под тканью на девушке не было иной одежды, кроме вышитой узкой ленты с бахромой, обвязанной вокруг пояса.

Члены Синедриона закашлялись.

Другие танцовщицы были, несомненно, не менее соблазнительными, но у этой царственная стать дополняла уже возбуждающую, сладострастную двусмысленность юности. Она была не просто танцовщицей, но женщиной, обладающей властью.