Человек, стрелявший ядом. История одного шпиона времен холодной войны

Партийный сановник выражался осторожно, но некоторые из сидевших в зале офицеров КГБ знали, что «компрометация» подразумевает убийство. Месяцем ранее полковник Ищенко передал Сташинскому именно такой приказ сверху и новый, усовершенствованный пистолет с ядом. Те, кто занимался борьбой с украинским национализмом и в пределах УССР, и за рубежом, призывали верхи не рубить сплеча. Как и западные коллеги, они понимали, что Бандера утратил влияние на события за железным занавесом, а гибель только превратит его в мученика. Но руководство Лубянки к ним не прислушалось. В июне 1957 года комиссия из Москвы нашла работу КГБ УССР совершенно неудовлетворительной в нескольких аспектах, включая и внешнюю разведку. Согласно докладу комиссии, в Киеве «не уделялось внимания компрометации вдохновителей и организаторов буржуазного национализма». Председатель союзного КГБ Иван Серов приказал генералу Виталию Никитченко, председателю КГБ на Украине, «проявлять более серьезную ответственность к сотрудникам, плохо работающим, и начальникам, не являющимся примером для подчиненных», а также принять меры «к устранению серьезных недостатков»130.

Надо думать, указания Серова и в Киеве, и в Берлине приняли к исполнению. Едва ли случайностью стало то, что Ребета убили («скомпрометировали» на жаргоне Кириченко) через четыре месяца после того, как председатель КГБ поддержал резкую критику в адрес его украинских подчиненных. Но Бандера и дальше гулял на свободе. Задача убрать вождя ОУН досталась в наследство преемнику Серова – Александру Шелепину. Те, кто служил под его началом в органах, вспоминают Шелепина как требовательного к нижестоящим и угодливого в отношениях с начальством, особенно с первым секретарем ЦК.

Шелепину было всего сорок лет, когда в декабре 1958 года его назначили на самую деликатную должность в государстве. Хрущев поставил ему целью очистить комитет от бериевцев и сталинских обычаев. Сначала сравнительно молодой чиновник от назначения отказывался. Кроме шести лет на посту первого секретаря ЦК ВЛКСМ (назначил его еще Сталин), опыта работы в высшем руководстве у Шелепина не было. Перед судьбоносным вызовом к Хрущеву он лишь несколько месяцев пробыл заведующим отделом ЦК КПСС. Никита Сергеевич убеждал Шелепина в том, что полностью ему доверяет и без помощи не оставит. Шелепин больше не упирался. Напоследок руководитель государства попросил нового главу КГБ избавить его раз и навсегда от прослушки – явный признак того, что Хрущев не мог вполне положиться на собственную охрану.

Первый секретарь хотел держать КГБ в узде и значительно сократить число кадровых офицеров и агентов. Серов, чья карьера началась еще в НКВД при Берии, на эту роль явно не подходил. У Шелепина же идея урезать штат комитета неприятия не вызвала. К тому же он занялся переключением КГБ на работу главным образом за границей. По его мнению, комитету следовало помогать советскому правительству в достижении внешнеполитических целей. Образование отдела по дезинформации стало одним из нововведений молодого шефа Лубянки. Его опробовали в деле, среди прочих стран, и в Западной Германии, а Теодор Оберлендер – министр, обвиненный не только в преступлениях военных времен, но и в заказном убийстве Бандеры, – стал одним из первых объектов разработки131.

Теперь Шелепин мог записать на свой счет и устранение заклятого врага советской власти, который много лет считался личным врагом Хрущева. Дела бывшего комсомольского вождя шли на лад. Он готовился к поощрению за то, что произошло в Мюнхене, и рад был лично вручить орден человеку, исполнившему приказ.

Глава 18 Личное дело

Богдан Сташинский приехал на Белорусский вокзал 22 ноября 1959 года. В Москве его встретил офицер, знакомый еще по Карлсхорсту, – Аркадий Андреевич (фамилии ему не назвали). В апреле 1954 года они вместе с Деймоном выслушали отчет Сташинского, совсем еще неопытного агента, о попытке вербовки одного из лидеров украинских эмигрантов («Максимова»). ЦРУ Аркадий Андреевич был известен как Авраменко. На самом же деле он носил фамилию Фабричников. Он поселил Богдана в гостинице «Ленинград» – такой же сталинской высотке в неоготическом стиле, как «Украина», в которой тот жил в первый приезд в столицу СССР132.