Человек-тело

Уходя на свою государственную службу, в районное почтовое отделение, где она сортировала чужие письма и посылки, моя добросовестная сиделка бросила мне на одеяло книжку — роман некоего Виталия Тюльпанова, который я с маниакальным омерзением прочитал до середины. Строки летели перед моими глазами, словно товарные поезда, отвлекая от того кромешного ужаса, что творился у меня в голове. Это уже мой, индивидуальный способ — одиночество и какая-нибудь ничтожная книжка, которую читаешь автоматически, почти ничего не понимая, но вовсе не слыша самого себя и чувствуя, что с каждым часом тебе действительно становится всё лучше и лучше.

Этот жалкий Тюльпанов отвлек меня еще и другим. В его вялотекущем русском триллере, где речь шла о бытовом убийстве, в перспективе, конечно же, выводящим на мафию, фирмы и депутатов, перед моими мутными глазами мелькали имена и числа, которые казались мне знакомыми, связанными с моей собственной жизнью… Такое случается с книгами, я давно это заметил, но сейчас был явный перебор. Наверное, количество животрепещущих символов в тексте пропорционально степени алкогольного отравления читателя.

В какой-то момент я понял, что книга уже не дает мне лечения, потому что я с вылупленными от ужаса глазами перечитываю одну и ту же фразу:

«Тусклый свет от настольной лампы, направленный на пол, странным светом освещал комнату, придавая ей какую-то фантастическую нереальность…»

Я подумал, что такой фразы не может быть, что она просто-напросто — моя похмельная галлюцинация. Для того, чтобы эта фраза дошла до меня, мало лишь человека, который мог бы ее написать. Должен был быть редактор, корректор, еще кто-то… Но если галлюцинация — эта фраза, то не существует и книги, и Тюльпанова, и самой возможности Тюльпанову появиться. Но появился он лишь потому, что в стране произошла перестройка, ублюдизация, и такое стало вообще возможно.

Я поймал себя на мысли, что рассуждаю точно также, как один из моих героев, который, услышав по радио какую-то песенку, понял, что ее не может быть, а значит, по цепочке причинно-следственных связей — не было никакого Ельцина.

Прервав чтение на полуслове, я отшвырнул книгу. Она ударилась о стену, прилипла, повисела и упала на пол, наверное, несколько позже, чем я провалился в очередной полусон…

На десятый день от приключения с наркоманкой я уже принял ванну, разгуливал по квартире в халате, даже мычал под нос всякие мелодии моей юности и думал, что жизнь все же на так омерзительна.

Занялся генеральной уборкой, сам, без Ленки — так как перла из меня невостребованная за период пьянства энергия. Протирая телефон, телефонную трубку, представил, что я только что совершил убийство и удаляю отпечатки пальцев.

И вдруг будто схватил сам себя за руку… На сей раз все опять обошлось благополучно. Я, конечно, наговорил кучу грязных телефонных премудростей своим коллегам по цеху, коих не видел уже годы, наслезил потоки признаний в любви своим бывшим женщинам, иных из которых даже не помнил в лицо, накуролесил в интернете, то подкалывая евреев, то евреем прикидываясь… Ни один из моих виртуальных поступков не имел четко выраженных последствий, и так было почти всегда, будто бы массы людей, к которым я, вопия, обращался, просто не существовало.

Ну, а что дальше?

[На полях: «Именно это место. Зачем надо было вырывать листок?»]

Доколе мне вести эту бессмысленную пакостную жизнь? До следующего запоя, который будет не менее отвратителен, нежели этот?

Нет, я хочу покончить с этим, раз и навсегда. В глубине ящика стола, в заветной коробочке, где болтается мое обручальное кольцо, прядка волос одной девушки, с которой я расстался двадцать пять лет назад, еще какие-то смутные вещицы, лежит некий пузырек. Внутри пузырька — самый обыкновенный, весьма популярный в литературе и кино цианистый калий.

История этого порошка такова. Давным-давно, еще в студенческие годы, была у меня девушка (ох, никуда от этих девушек не деться…) Она училась в химико-технологическом, там же подрабатывала вечерами в лаборатории, имела доступ к разным запретным веществам. И вот, как-то раз, в шутку предложила мне достать щепотку цианида. Я же в шутку согласился принять.

Помню, она принесла его в допотопном аптечном пузырьке с резиновой пробкой. Вещества на дне было совсем чуть-чуть, но с его помощью можно отправить на тот свет человек пять. Мгновенно.

Помню, какой трепет я испытал при виде этого вещества. Два-три раза в день я доставал пузырек и любовался им на просвет. То хотелось лизнуть эти кристаллы, то мечталось своими руками сделать некий перстень…

Девушки уже давно и след простыл, да и в живых ее нет, лишь прядка волос зацепилась, и как-то раз мне пришла в голову мысль: а в чем была суть ее поступка, этой Наташи, которая, как я сейчас представляю всю нашу историю, покружила надо мной, словно диковинная прекрасная пчела, да и ударила в самое сердце. Разбила его, ушла с другим, забыла, как они это всегда делают — быстро и легко.