Читаем Человек-тело полностью

Значит, ты умерла, моя девочка. Девочка, которая лгала, и потому казалась загадочной. Девочка, чьей тайны я так и не постиг, хотя она жила в моем доме, долго была рядом. Иногда мне кажется, что только ее я и любил — единственный раз в своей жизни. Молчи, читатель. Я любил ее. Я, человек-тело, человек, который существовал лишь в чьем-то больном воображении, которое, так же, как и все наши воображения, из ниоткуда явилось, и в никуда ушло.

Дорогой Аркадий!

Эту тетрадь сестричка нашла под подушкой умершего пациента. Я, в общем-то давно не читаю художественную литературу, тем более — записки моих больных. Читаю только научную — то, что может помочь чего-то достичь в жизни. Впрочем, как все мои коллеги и друзья, работающие в других специальностях.

Я подозреваю, что и ты читаешь так. наз. художественную литературу, лишь потому, что это и есть твоя специальность, позволяющая тебе делать свою жизнь. Вот и посылаю тебе эту тетрадь как гендиректору издательства, может, она тебя чем-то заинтересует, может, ты ее опубликуешь. От продажи книги, надеюсь получить процент. Шутка.

Пациент, в вещах которого была найдена сия тетрадь, поступил ко мне с обширным инфарктом. Некто Кокосцев Василий Николаевич, бомж, бывший учитель словесности, о чем и доложили санитарам бомжи, которые вызвали «скорую помощь». Бомж наш бескудниковский нынче продвинутый пошел: у многих даже мобилы имеются. У покойного бомжа, кроме паспорта и мобилы, и была эта тетрадь.

Мне, в общем-то недосуг ее читать, я бегло просмотрел ее, но так и не понял: то ли это какой-то дневник, то ли какой-то вымысел.

Уважаемый Аркадий Борисович!

19 марта Вы передали мне для компьютерного набора старую синюю тетрадь формата А-4. Некоторые места этой рукописи я разобрать не смогла и пометила в квадратных скобках [неразборч.] Если это был конец абзаца, то далее я делала отступ, если нет — отступа не делала. В квадратных, это для того, чтобы отличить их от скобок автора, которые круглые.

Некоторые слова и предложения были подчеркнуты, такие места я отформатировала курсивом.

Кое-где здесь имелись записи на полях. Я так и ставила в том месте, где начиналась запись, между абзацами, с пометкой с красной строки [На полях: «…»]. А сами слова, которые были написаны на полях, заключала в кавычки.

Три записи были сделаны явно другим почерком, более ровным и ясным. В этих местах я ставила две ремарки: 1 [Начало] и 2 [Конец]. Остальные же записи были сделаны неряшливым, плохо разборчивым почерком, я об этом уже сообщала выше.

Прошу Вас заметить, что этим плохим, отстойным почерком написана вся рукопись, кроме этих небольших указанных мест.

Правда, стоит отметить, оценить, что последняя страница рукописи написана другим, совершенно иным, хорошим почерком. Я ее немножко почитала и поняла, что это была записка врача, адресованная лично Вам. Эта записка не является частью рукописи, но я все равно ее набрала. Прошу прощения, но я требую, чтобы и этот набор мне также зачли при расчете.

Как Вы мне и сказали, что если будут проблемы с почерком, то Вы готовы повысить тариф. Я тогда сказала, что там видно будет, но теперь ясно знаю: видно, Вы уж извините.

Вот почему я и предлагаю рассчитаться со мной не по заранее оговоренному тарифу, а на 10 проц. выше. Как видите, я прошу не очень многого, но все же повторяю, что работа была очень трудная, включая исправление ошибок. Грамматические ошибки и описки я исправила с помощью самой компьютерной программы, но попадались в рукописи и всяческие словечки, намеренно употребляемые автором, когда он имитировал стиль молодой девушки, которая намеренно коверкает слова («училисще» — вместо «училище», «муччина» — вместо «мужчина» и т. п.) Над такими местами мне пришлось покумекать изрядно, потому что надо было понять, случайная это ошибка или элемент стиля. И на это тоже надо было время.

Искреннее Ваша,Клавдия Ц.
Перейти на страницу:

Похожие книги

Афганец. Лучшие романы о воинах-интернационалистах
Афганец. Лучшие романы о воинах-интернационалистах

Кто такие «афганцы»? Пушечное мясо, офицеры и солдаты, брошенные из застоявшегося полусонного мира в мясорубку войны. Они выполняют некий загадочный «интернациональный долг», они идут под пули, пытаются выжить, проклинают свою работу, но снова и снова неудержимо рвутся в бой. Они безоглядно идут туда, где рыжими волнами застыла раскаленная пыль, где змеиным клубком сплетаются следы танковых траков, где в клочья рвется и горит металл, где окровавленными бинтами, словно цветущими маками, можно устлать поле и все человеческие достоинства и пороки разложены, как по полочкам… В этой книге нет вымысла, здесь ярко и жестоко запечатлена вся правда об Афганской войне — этой горькой странице нашей истории. Каждая строка повествования выстрадана, все действующие лица реальны. Кому-то из них суждено было погибнуть, а кому-то вернуться…

Андрей Михайлович Дышев

Детективы / Проза / Проза о войне / Боевики / Военная проза
Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза