Человек-тело

Вот повезло москвичам. Многие из них имеют эти вторые квартиры. В сущности, бывшие жители СССР богаче всего остального человечества — именно из за этой приватизации. И цивилизованный Запад душит жаба. На цивилизованном Западе значительная часть населения всю жизнь не имеет собственного жилья: либо арендует квартиры, либо выплачивает кредиты по гроб жизни. Отсюда и стремление эти квартиры у нас отобрать, всеми возможными способами, например, непомерным повышением цен на коммуналку при изматывающем уровне пенсий и зарплат. Чтоб все было как у людей. Нечего владеть в халяву благами коммунизма. В прошлом давно коммунизм.

Мысли из дневника

Мысль № 1

Думаю, он начал эту рубрику просто так, ни за чем. Все эти мысли не имеют отношения к основной истории и лишь тормозят действие.

Но уж, коль скоро он начал, а она подхватила, я вынужден оставаться в рамках этого стиля. А мыслей у меня хоть отбавляй.

Мысль № 2

Читаю его тетрадь. Надо же, как точно описал мою куколку! И синяки на коленках, которые у нее никогда не проходили, потому что я драл ее частенько в ванной, на эмалированном железе. И бурная волосня в причинном месте, которая в тот вечер была, как я понимаю, забрызгана многократными излияниями троих самцов.

Да уж. Мысль.

Мысль № 3

Как же я хорошо пишу, если постараюсь! Почему бы мне не попробовать прозу? Сегодня мне приснился сон из прошлой жизни. Будто бы я написал роман. Шлепнул последнюю точку и бегу куда-то:

— Вот! Я написал новый роман! Сейчас все его будут читать.

— Хуй тебе по всей морде, — проснулся я. — Никому не нужен твой новый роман. Никто его не будет читать.

Мысль № 4

Да, человек-тело, он действительно был не что иное, как тело, управляемое мной, дрожащее на веревочках, жалкое бледное тело, и все, что он тут писал, писалось под мою диктовку.

Мысль № 5

Впрочем, хватит «мыслей». Благосклонный читатель уже догадался, что никаких «мыслей» у меня нет.

Хроника объявленной смерти

1

Из Маркеса, если кто знает. «В тот день, когда его зарезали, как свинью, Сантьяго Насар проснулся в пять утра…» Так, кажется, начинается эта скорбная повесть.

В тот день, когда почка смерти лопнула в его судьбе, он вышел на балкон и нашел замерзающую девочку. С этого дня я чувствовал себя кукловодом, держа на обоих[27] руках две тряпичные фигурки. Всё было продумано, рассчитано до мелочей. По моему замыслу, писатель должен был стать жертвой собственного творчества. Назвался груздем — полезай в кузов. Написал рассказ о грибах — умри!

Я посмотрел инетом и грибные места Подмосковья, и ядовитые грибы. В принципе, то и другое я и так знал, но описанием симптомов все же зачитался. Это была весьма живописная визуализация. Читая о том, что происходит с печенью отравленного, я представлял именно ЕГО печень.

Сел в электричку и поехал по Владимирской дороге. Взял с собой книжку «Москва — Петушки», чтобы не скучать, просматривая текст по главам-станциям. В многострадальном Есино и сошел: здесь грибной лес был близко от полотна. Второй раз поехал по Киевскому направлению. Я и посоветовал Вичке этот маршрут: пусть полюбуется красивыми местами. Именно здесь брала свои первые воды знаменитая речка Пахра. Я вырос на большой реке и люблю реки вообще. Мечтаю совершить паломничество к истокам Волги. Но мечта настолько застарела, что выродилась. Теперь мне кажется, что умру, когда доберусь до этого ручейка.

Сидит задумчивая птица
В лесной глуши у родника,
И тихо капает водица
Из каменного желобка.

Стихи Вадима Шефнера, написанные в год моего рождения. Я шел по дачному поселку, который был построен вокруг младенчества Пахры. Река определяла границы владений. На своих участках копошились какие-то люди. Я спустился к воде и опустил руку в реку. Частица воды, до которой я дотронулся, вскоре исчезла в бетонной трубе под дачной улицей, я представил, как она вышла из трубы с другой стороны, представил, что через несколько дней она попадет в Москву-реку, через неделю — в Оку, затем — в Волгу, а через несколько месяцев минует мою малую родину.

Долго кружил по лесу, постоянно возвращаясь к этому удивительному поселку, где копошились дачники, понятия не имея, в каком сказочном месте живут. Нашел два мухомора разного вида: белый и пантерный, а также очень редкий, как говорилось в статье о грибах, гриб — паутинник толсто-мясистый. Очень хорошо. Очень бы подошел для моего толстого, мясистого героя.

Я порезал мои грибы изящными пластинами, столь тонкими, что через них можно было читать газету. Так режут сыр пармезан в хороших домах. Высушенные на глянцевой, белой бумаге, грибы стали выглядеть, как слюда или калька. Я осторожно брал пластинки пинцетом и читал сквозь них творения «писателя», испытывая при этом почти оргиастическое удовольствие.

«Я смотрел на птиц, как смотрят на звезды, далеко запрокинув голову, но можно было видеть птиц и не подымая головы, потому что я сидел у самой кромки воды, и сквозь эту черную воду рассматривал небо…»