Человек теней

– Что рассказывать? – вздохнула она. – Он убил нескольких людей. Поэтому я убила его.

Он вспомнил слова нападавшего: «Ртуть ждет тебя». Это означало не только то, что Найквист был выбран жертвой, но и то, что Ртуть был еще жив.

– Элеанор, что если ты ошибаешься? – спросил он. – Что если Кинкейд не был Ртутью? Тогда ты убила невинного человека.

– Он признался.

– И ты ему поверила?

– Зачем ему мне лгать? – Она замялась, а затем продолжила:

– Вот почему я вернулась к нему, в переулок Энджелкрофт. Чтобы поговорить начистоту, чтобы убедиться, что это правда. Ну… он сказал мне, что это так. Он утверждал это. И потом приехали вы.

– Я слышал, как ты говорила: «Это моя вина. Во всем виновата я». Ты говорила это, когда смотрела на тело своего отца.

– Ну, да. Если честно, в то время я не была уверена. Но теперь знаю.

– Думаешь, что имеешь право убивать человека, вершить суд по собственному желанию?

– Нет.

– Но ты говоришь…

– О, ради Бога! Никто другой не мог этого сделать. Никто! Кинкейда никогда бы не поймали. Он бы просто раз за разом возвращался в Сумрачный район.

– Я не видел, как это произошло. Вот в чем загвоздка в твоей стройной истории. Я не видел, как ты убила его.

– Что ж, это меня пугает.

– Почему?

– Не думаю, что вы поймете, такой человек, как вы…

Найквист посмотрел на нее. Усталость давила ему на плечи. Еще разок приложившись к бутылке, он сел на стул, закрыл лицо большими, покрытыми шрамами руками и довольно долго оставался в таком положении. Никто не говорил ни слова. За окном проносился поезд, отбрасывая мерцающие черно-белые блики на сгорбившуюся фигуру и создавая оглушительный шум. И вдруг наступила тишина, и в комнате снова появились тени, удерживающие Найквиста внутри себя, как решетки клетки.

– Вам страшно, я вижу, – тихо сказала Элеанор.

Он не поднимал глаз.

– Найквист, я видела ваше лицо в саду, когда появились сумерки. Вы боитесь сумерек.

– Ты можешь помолчать? Дай мне подумать.

– Конечно. Подумайте.

Перевернув спортивную сумку, Элеанор начала разглядывать свои вещи – сложенную одежду, теневую куклу и открытку от своей подруги, отдыхавшей на французском побережье. Она посмотрела на изображение пляжа и улыбнулась. Затем она нашла фотографию Кинкейда. Выражение лица мгновенно изменилось, превратившись в причудливую смесь утраты и отвращения, как будто она не могла решить, какую эмоцию выбрать.

– Что за сила была у Кинкейда? – спросил Найквист.

Она не отвечала.

– Элеанор, ты должна начать помогать мне. Ты должна мне верить, твоя жизнь в опасности.

Теперь она смотрела на него, и лицо не выражало ничего, кроме отвращения.

– Что, черт возьми, ты знаешь? Я имею в виду, на самом деле? Ты ничего не знаешь обо мне или моей жизни.

Найквист поднял руки в знак капитуляции. Но она не унималась:

– За всеми этими мышцами и шрамами скрывается грустный одинокий маленький мальчик, верно?

Он лишь пожал плечами в ответ.

– Ты когда-нибудь был женат?

– Давным-давно.

– А дети есть?

– Мой брак был недолгим, и до этого не дошло.

– Я не удивлена.

Найквист изо всех сил сдерживал боль. Подойдя к окну, он посмотрел на темные улицы внизу и увидел несколько огоньков света в зданиях на другой стороне железной дороги. За тенями и задернутыми занавесками кипела жизнь: влюбленные, семьи, люди едят, беседуют, слушают радио, играют в настольные игры.

– Что это?

Найквист оглянулся. Она вытащила из сумки музыкальную шкатулку.

– Твоя мать, Кэтрин, положила ее на могилу Кинкейда. Подними крышку.

Как только она сделала это, заиграла мелодия. Сейчас она звучала обыденно – несколько ломких нот, вырывающихся из-под металлической крышки, почти жалких. Что, он раньше вкладывал в мелодию особый смысл?

– Я думал, это была твоя игрушка.

– Нет.

– В детстве…

– Я вижу ее в первый раз. – Она закрыла крышку. – Еще одна ошибка.

– Дай ее мне.

Она передала ему шкатулку. Он поднял крышку и прислушался, стараясь вспомнить хоть что-то из своего собственного детства.

Ничего. Совсем. Сплошная пустота.

Он бросил шкатулку на пол и разбил ее ударом каблука надвое.

– Боже мой! – воскликнула Элеанор. – Что с вами?

Найквист уставился на нее. Она замахала руками.

– Вы сумасшедший, – закричала она. – Честно говоря, я думаю, что вы наполовину помешанный.

– Я делаю то, что нужно сделать. – Он вытер лицо рукой. – Что тебе говорит время семь минут восьмого?

– Ничего. А что?

– Подумай! Семь минут восьмого. Это должно что-то значить.

Элеанор проигнорировала вопрос. Вместо этого она затолкала свои вещи обратно в сумку и встала.

– Ты куда собралась? – спросил он.

– Мне нужно уйти отсюда.

– Ничего подобного.

– Это нелепо. Я ухожу. Откройте дверь.

– Сядь.

– Дайте мне ключ.

– Сядь, черт возьми!

Лицо Найквиста обрело жестокое выражение, исключающее какие-либо возражения. Элеанор села на край кровати и сказала:

– Вы такой же негодяй, как и они, как Кинкейд и Бейл.

– Да. Прости.

– Что такое? – спросила она. – Что с вами не так?

Найквист вздохнул. В его глазах было слишком много темноты.

И вдруг он сказал: