Она помогла мне раздеться. Я не пытался заманить ее в постель. Меня в самом деле охватил ужас, от которого бросило в ледяной пот. Боже, Автандил сейчас в камере, в самой настоящей тюрьме, и все это не сон.
Вика выключила свет и сидела в полумраке на диване напротив.
— Ты спи… Я буду здесь. А завтра мне надо поговорить с тобой.
— О чем?
— Сегодня не стоит. Завтра утром. Закрой глаза и спи.
— Дай мне еще коньяку, — попросил я. Может, эта последняя рюмка свалит меня вконец, и я не смогу ни о чем думать.
— Не надо. Я прошу тебя…
— Хорошо.
Я отвернулся к стене и провалился в пустоту. Когда утром я открыл глаза, Вика сидела на диване напротив. Откуда она здесь? Я спросил ее об этом деревянным, нешевелящимся языком. Она сказала, что я попросил ее остаться, и она спала здесь, в этой комнате. Я принялся мучительно вспоминать, что было между нами, но так ничего и не вспомнил. Она принесла кофе, я сделал несколько глотков.
— Ночью ты упал с кровати, — сказала она. — Тебе было плохо… Ты стонал и задыхался. Хорошо, что я не дала тебе больше пить.
— Спасибо, — сказал я. И вдруг вспомнил — она о чем-то хотела рассказать мне.
— Ты хотела поговорить со мной, — сказал я, вползая повыше на подушку.
— Хорошо… Видишь ли, я знаю нескольких человек, которые очень интересуются тобой, всем происходящим…
Я вздохнул: только-то и всего, мною, к сожалению, интересуются в эти дни очень многие.
— Ты знаешь их… Один из них посвятил тебе парочку заметок. Я сама читала.
— Чикин?! — неуверенно переспросил я.
— Да, он.
— Ничего удивительного. Эта скотина почувствовала запах. Она не сообщила мне ничего необычного. Ясно, что Чикин в курсе всех дел. Не случайно первым вылез с информацией на экран телевизора.
— Когда я прочел о тебе, я понял, что ты это сделала через Чикина. У себя в газетке он все держит в руках. И, видно, неплохо заплатила?
— Я не об этом. Его человек звонил мне и расспрашивал о тебе. Мне кажется, они что-то готовят. Я думаю, они будут пытаться использовать меня…
Я внимательно на нее глянул.
— Спасибо, но все это не имеет никакого значения. Или я выкарабкаюсь, или… Но я тебе благодарен. И за эту ночь, и за информацию. Она мне может пригодиться.
Как только она вышла, я принял решение: сегодня же лечу в Москву. Я должен быть там и больше нигде. Концерты закончат сами. Откладывать встречу со следователем не имеет никакого смысла. Я сказал своим, что улетаю, и через час был уже в аэропорту. Я не взял с собой охранников и вез деньги в обычном полиэтиленовом пакете. Будь что будет — я не должен отсиживаться… Прямо из аэропорта я поехал к Джалиле. От, моего вида она ахнула:
— Ты выглядишь и больным, и усталым.
— Я болен, и я устал…
— Ты меня превратно понял. Ты взял и напился. От тебя разит за полкилометра…
— Это неважно. Я бросил все и уехал. Не могу больше, не выдерживаю. Мне страшно, сердце дрожит, как у зайца.
— Сейчас ты придешь в себя, забудешь обо всем на свете…
Она приготовила кофе, мы сидели в ее огромной кухне и почти не разговаривали. Наконец она сказала:
— Пошли.
Мы оказались в китайской гостиной, Джалила уложила меня на широкий диван, присела рядом.
— Закрой глаза, старайся ни о чем не думать…
Я увидел, как ее тонкие пальцы взвились над моим лицом, телом, мне сразу сделалось тепло, меня раскачивало на волнах, убаюкивало, я избавлялся от тяжести в каждой клетке своего тела. Я слышал сквозь невидимую толщу ее отдаляющийся голос:
— Тебе легко, ты уверен в себе, ты очень спокоен. У тебя все в порядке, злые люди бессильны перед тобой, ты легко совладаешь с обстоятельствами.
Потом я куда-то ехал (или летел), навстречу мне рвались мягкие воздушные потоки, они поднимали меня все выше, наполняли легкие…