Для меня и эта встреча принесла новые открытия: оказывается, я являюсь поверенным в финансовых делах этого человека, каким-то образом умудрившегося скопить огромное состояние. А ведь до прихода ко мне на работу он был гол как сокол.
Я вооружился калькулятором и финансовыми документами из архива, быстро подсчитал, что он мог иметь. При любом раскладе, даже если считать, что все десять лет он не ел, не пил и ничего не покупал, больше пятисот тысяч не получалось. Значит, воровал.
Очень осторожно сам провел ревизию документов. Точно, воровал.
Вызвал его. Сказал, что знаю все…
Он вдруг неожиданно упал на пол, зарыдал. Стал хватать меня за ноги и бормотать – все врут, все ему завидуют, и только я для него – свет в окне, только мне он предан и готов отдать все, что накопил своим непосильным трудом.
Настолько он казался искренним, что у меня перехватило дыхание: неужели я ошибся, и он не Пендоус.
А он вдруг запустил руку в свой нагрудный карман и, вытащив оттуда с десяток помятых десятирублевок, стал протягивать мне трясущимися руками «все свои сбережения».
– Вот, бери, это все, что у меня есть.
– Боже мой, какое же ты ничтожество, – невольно вырвалось у меня.
Я оттолкнул его и закричал:
– Уходи, убирайся вон!
Он как бы поджался, быстро спрятал деньги назад в карман и задвигался к двери. И когда он взялся за ручку, я не выдержал и громко прошептал ему вслед:
– Пендоус!
И еще раз, громче:
– Пендоус!
И еще раз:
– Пендоус!
И наконец крикнул так громко, что его имя услышали все: и мои помощники, и охранники, и визитеры в приемной.
Он сразу сжался, испуганно заметался из стороны в сторону и вдруг побежал из моего кабинета, наклонив вперед голову и сбивая на своем пути всё и всех.
Куда?
Куда ты, глупый?
Земля-то круглая.Письмо другу
Ты говоришь: «Терпи».
Ты говоришь: «Не проси».
Ты говоришь, что если мне это по настоящему надо, то они сами дадут.
Я верю тебе.
И терплю.
И не прошу.
Но уже и не жду.
Потому что устал ждать.
Потому что если продолжать ждать, то жизнь может скоро превратиться в каторгу.
Нервы от напряжения просто полопаются, потому что ты сам говорил, что ждать и догонять – это самое трудное в жизни.
Ты сказал: «Если тебе тяжело, лучше перестань ждать. Но не проси».
И я перестал.
И поверь, сразу стало легче.
Нервы успокоились.
Жизнь стала проста и понятна.
И знаешь, если я раньше смотрел на тех, которые мифически могли мне что-то дать, глазами, полными мольбы, унижения и подхалимства, то сейчас я смотрю на них глазами человека, который от них ничего не ждет, – с иронией и сочувствием.
Ты, наверное, говорил именно о таком ожидании.
Я в начале думал, что ждать – это как играть в карты, никогда не знаешь, придет туз или нет.
А сейчас я смотрю на них и понимаю, что они никогда мне лично ничего не дадут.
Им просто нечего мне дать.
Деньги? От них они мне не нужны.
Хвалу? Из их уст – это низко.
Сытую жизнь? Как в телячьем стойле?
Любовь? Среди них ее нет.
Здоровье? Все мы смертны.
Но я помню твои слова и, зная, что их смысл понял еще не до конца, жду, не ждя.
Да, я жду. И не жду.
Да, я терплю.
Но я не прошу.
И чувствую, что что-то произойдет. Что что-то будет хорошее, раз я следую твоему принципу.
Пусть даже не сейчас, пусть даже потом.
Потом, когда они будут не теми, от которых надо чего-то ждать, а теми, для которых мое терпение будет формой освобождения от их нежелания что-то дать.
Я никогда у них ничего не просил.
Но теперь они будут просить меня о том, чтобы я хоть что-то попросил у них.
А мне уже ничего от них не надо.
Я уже перетерпел.