Человек в чужой форме

«Ну наконец-то. Теперь вот он, Колька настоящий, прямодушный, а не дрянь склизкая, обтекаемая. Как хорошо, что змея этого нет тут. Убедителен, аспид, до чертей, кого угодно уболтает».

Он позвал, как бы нехотя:

— Пошли, покурим.

«Ничего. Главное — выудить парня из-за этого забора. Вытащить его оттуда, оторвать от пацанов, поодиночке они более на людей похожи, еще туда-сюда, это в куче все, как волчата. Отойдем в сторонку, с глазу на глаз проще будет ему услышать. Дурак, ох, дурак легковерный, ничему его жизнь не учит. Хотя что, ты-то не лучше…»

Колька неизвестно что думал, но послушно, без вопросов следовал за ним. Закурили, отойдя в сторону от дороги.

— Помнишь женщину, которую тогда вы с Ольгой подобрали в сугробе?

Колька, резко выпустив табачную цевку, кивнул.

— Пропала она.

— То есть как? — после паузы переспросил парень.

— Бесследно. Возможно, убита.

Колька бессознательно повторил:

— Такая рыжая, родинка на губе…

— И шее. Она.

Парень сглотнул. Перед глазами запрыгало: платформа, очкарик ряженый, в ушах, помимо звона, Яшкин козлетон зазвучал: «уж где он ее сожрал, под какой елкой…»

«Твою ж мать, неужто опять вляпался? Опять все по новой?!»

Акимов, понятно, мыслей читать не умел, просто чутьем звериным понимал, что вот оно: услышали его и, более того, слушают. И продолжил кратко, сухо, памятуя о том, что ни в коем случае нельзя сейчас ни тени собственных нервов влагать в слова:

— В увээр она, вроде бы, за счетовода была, а по данным с места прописки — домохозяйка, безработная. Вранье то есть.

— Ну мало ли…

— Несчастье, которое тогда на даче стряслось, знаешь что?

— Нет.

— Якобы покончил с собой казначей этой части. А эксперты говорят — подозрение на отравление, то есть снова неувязочка. Вранье, проще говоря. С трактором теперь… чем табличку-то старили, Коль?

— Солью и уксусом, — мрачно отозвался Пожарский, отводя взгляд.

— А болтики чего ж?

— Это не я. Это Пельмень дурак.

— Ну-ну. Трактор вот. Пришла бумага о том, что седьмой увээр не вернул взятый для производства работ трактор СТЗ, сорок четвертого года выпуска, номер двигателя девяносто три. Подтибрили военстроители трактор, проще говоря.

Колька упрямо смотрел вниз, но уши начинали алеть.

— И что?

— Ничего, просто как-то все один к одному нанизывается — вранье, воровство, смерти. Таких совпадений не бывает.

Колька вспыхнул, вздернул голову, оборвал:

— Да что вы все вяжетесь к человеку! Все у вас слова, слова, подозрения, критика, все-то не так, не по-божески! Только умные вещи все говорят, а Максим Максимович, он… он делает, ясно? Пацанам помог, приютил, меня не чурается, в помощи никому не отказывает, даже сволочам! — И зло прищурил и без того заплывший глаз: — А может, в другом дело? Может, не можете его в покое оставить, потому что он к Вячеславовне клинья подбивает?

Сказал — и пожалел.

Палыч дернулся, как будто он ему в лицо харкнул, отшвырнул окурок. Развернулся и, ни слова не обронив, ушел.

…Колька, кипя черной злобой на всех, а более на себя, чуть не контузил Яшку, метнув в него из окна припасенный камень, и, будучи впущенным, помчался потрошить Пельменя.

— А ну вылазь, контра, — прорычал он, пнув ногой трактор.

Пельмень, не стерпев издевательства над техникой, тотчас вынырнул из ямы:

— Ты что, ты что?

— Я тебе сейчас лом в глотку запихну, вот что. Откуда этот трактор гадский взялся?

— С ума сошел, Колька? — отчаянно вопил Анчутка, разумно держась поодаль. — Нам в пользование дали, как провал на улице ликвидировали, так и стоит у нас!

— Раз так, зачем табличку перебивали?

— Да я почем знаю, Михалыч сказал…

— Что ты мне лапшу вешаешь? Хапаный трактор! С Кременца!

Пельмень возмутился:

— Откстись, Николка! Как он тебе своим ходом оттель доедет?! На гусеницах-то…

— Тот? Да он в тамошнем увээр остался! — крикнул Яшка и осекся.

— Заткнись! — запоздало рявкнул Пельмень и тоже увял.

— Ах ты ж падла… — протянул Колька в черной тоске. — Мужики, ну что ж вы опять?

— Ничего не опять, — вякнул Анчутка, но тотчас стих.

— Что ж вы за люди такие. Вы ж каждый раз на свою же блевотину возвращаетесь. Прощают вас, вытаскивают, ведь чудом же головы целы остаются, а вы опять за свое…

Воцарилась тишина, лишь потрескивали, остывая, какие-то узлы внутри ни в чем не повинного, как выяснилось, трактора.

— Андрюха, ты вот табличку перебиваешь, соображаешь, к чему?

— Нет, — упрямо заявил Пельмень, отворачиваясь.

— Все ты понимаешь. Потребуют машину вернуть, а вы такие: не ведаем, у нас нету такого номера. На доверии же вам трактор подогнали, без документов, поди? Соображаешь, что делаешь? Ведь это статья, а тебе восемнадцать скоро.

Андрей огрызнулся:

— Ты-то сам что, ни при чем? Чья идея-то, со ржавчиной?

— Моя. И я с вами, — подтвердил Колька, — стало быть, вы и меня под монастырь подводите. Спасибо, друзья. Вы-то, может, и отскочите, а мне на нары, досиживать.

— Никол, ты что, да разве ж я… — на разгоне бормотал Пельмень, но на чумазую его морду наползало черное, как смоль, осознание: ты не просто не прав, ты просто подлец и негодяй.