Человек в чужой форме

«Что ж такое? Смеется он, что ли?!»

Точно услыхав ее мысли, Кузнецов провел ладонью по лицу, точно стирая неуместную гримасу.

— Ведь все эти вещи и предметы, все расходные материалы, они же не могут появиться ниоткуда? А откуда они взялись, Максим Максимович? Откуда кабель, телефоны, откуда эти, как вы их называете, увлажнители? Ведь это же спецснаряжение химвойск. Так?

— Так, — согласился Кузнецов, снова чуть улыбаясь, — позвольте узнать: возникли претензии лично к моему участку работ?

— Нет, и все-таки…

— Вы подменяете собой угрозыск, прокуратуру, ОБХСС, а то и госбезопасность?

Она, донельзя удивленная, вскинула глаза:

— Госбезопасность? Почему…

— А я понимаю, к чему вы клоните, — заверил Максим Максимович, — к подрыву экономической мощи Страны Советов.

Вера осеклась. Он улыбался. Ласково, открыто, по-свойски и с пониманием. И от этого было еще более не по себе.

— Забавная история у нас с вами получается, на фене можно выразить как «динамо». Это, знаете, когда барышня принимает подарки разнообразной цены, но не дает за ручку подержаться. Правда, тут совсем другой масштаб, нет?

Удар точный, меткий и под дых. Она прошептала:

— Подло же. Как вам не стыдно?!

— Мне? Нет. Сравнение обидное — это извините. Параллель-то очевидная: по факту вы, хорошо экономя, добились и показателей, и грамот, и статеек хвалебных отхватили — и что-то не припоминаю, чтобы вы тогда задавали вопросы о происхождении ресурсов…

Вера Вячеславовна, не выдержав, закрыла руками лицо, Кузнецов мягко, но настойчиво отвел ее ладони и, прижав их своей одной большой пятерней, уложил на стол.

— Слушать вы меня не станете, но все-таки попробую объясниться. Антисоветского в моей работе нет. В работе по снабжению любой недоумок, горящий энтузиазмом, всегда найдет что-то «не то»… как этот недоумок участковый. Акимов, что ли?

Ее передернуло, Кузнецов удовлетворенно кивнул, как будто все шло так, как он и ожидал.

— Порадую я вас или расстрою: нет, я не подрываю мощь государства, не ворую и не ем хлеб даром. Увээр получает законные деньги за добросовестно выполненные работы. Все договоры заключены прозрачно, все операции проведены, качество подтверждено актами авторитетных комиссий, нет?

— Если все так законно, то почему деньги поступают на счет какой-то артели?

— А почему нет? — легко парировал он. — Чем счета-то вам не угодили? Открыты, как и положено, в Промбанке, по указаниям Минфина и Госбанка.

— Как это можно доказать?

Максим Максимович удивился:

— Как же. Командир части на свободе, я на свободе. Равно как и заведующие банковских отделений. Вам мало?

— Личный состав и вольнонаемные работают в три смены…

— И получают соответственно. Что, плохо работают?

— Работают великолепно, тогда откуда средства на оплату их труда?

— Ох. Теперь я в тупике, — признался он. — Что тут-то не слава богу? Или вы подозреваете, что командование или даже я паразитируем на труде рабочих и крестьян, расхищая полученные средства? Моя очередь спросить: на чем основано это обвинение? На моем разгульном образе жизни?

Вера Вячеславовна вспыхнула: и снова в точку. При подобной логике в «разгуле» она участвовала непосредственно. Походы по театрам, полу- и официальные застолья, гостинцы для Ольги, духи, машина мимоз для всех…

Это уже разгульный образ жизни или еще нет?

«А что у него лично-то есть? Ничего. Форма, ботинки, сапоги, вот свитер со старыми галифе да шинель с плащом…»

Кузнецов, откровенно за ней наблюдавший, уточнил:

— С этим разобрались? Отлично. Ну а то, что я работаю наравне со всеми, пусть и в три смены, — тому масса свидетелей, нет?

Помолчал, подождал реакции и, не дождавшись, продолжил:

— Теперь вот что. Неужели вы бы оформили меня на работу, если бы не получили обо мне самые хорошие рекомендации?

Гладкова покачала головой.

— Именно. Эта репутация не взялась ниоткуда. Про военное время распространяться не стану, чтобы не хвастаться. Но и после победы на моем счету уже немало объектов, сотни километров автодорог, железнодорожные пути к двум десяткам предприятий — это по всему Союзу. Строили угольщикам, нефтяникам, тяжмашу.

Вера Вячеславовна молчала, сверля глазами стол.

— Продолжайте, пожалуйста, — доброжелательно ободрил Кузнецов.

Подождав некоторое время, спросил: «У вас все?» и, терпеливо выслушав тишину, заговорил сам:

— Я не просто так про репутацию начал. Ваш ни на чем не основанный отказ от работы с увээр семь повлечет за собой самые губительные последствия. Мне перестанут доверять. Репутация моя — основа всего, и как только она пострадает, то рухнет все, и множество людей останутся ни с чем.

— Как же, денежное довольствие…

— Оставьте, — приказал он, поморщившись, — не касайтесь того, о чем понятия не имеете. Я говорю откровенно: если после всего сказанного вы решитесь погубить мою репутацию, выбора у меня не останется. Не дергайтесь.

Он снова удержал ее руки, одной левой, правой же извлек из планшета надписанную папку.

— «Гладкова», — прочитала она. — Что это значит?

Кузнецов спокойно пояснил:

— Тут все по нашим операциям.

— Все?