Это было в Южной Корее, примерно на полпути между Пусаном и Сеулом; я разговаривал с группой людей и плакал. Причем сам не мог понять почему. Оглянувшись, я увидел, что у всех остальных слезы на глазах. Оказалось, что всего час назад на этом самом месте полиция использовала слезоточивый газ для разгона студенческой демонстрации. Итак, добро пожаловать в страну летних Олимпийских игр 1988 года.
Одними из организаторов приема нашей группы в этой стране была Корейская широковещательная система, принадлежащая к числу богатейших телевизионных компаний в мире, а также центр Чинг Нип по оказанию помощи жертвам полиомиелита, возглавляемый доктором Вонг. В детстве эта женщина сама перенесла заболевание полиомиелитом и тем не менее добилась разрешения учиться в обычной общеобразовательной школе. Впоследствии в итоге огромных усилий она сумела стать первым инвалидом в Корее — доктором медицины, а также лидером в борьбе за интересы инвалидов у себя на родине.
В Южной Корее мы провели четыре дня, за которые я преодолел расстояние в 160 миль. Люди нас принимали хорошо, особенно во время больших общественных мероприятий вроде фестиваля в честь Дня детей в Сеуле, где 30 тысяч юношей и девушек встретили нас приветственными возгласами и взмахами рук, и вообще, судя по всему, с явным одобрением отнеслись к идее нашего турне. Но в начале нашего визита мы столкнулись с затруднениями, подобными тем, что нам пришлось испытать в Южном Китае: здесь также считали, что общественные мероприятия — самое главное, а езда в кресле-каталке — нечто второстепенное.
По всей видимости сотрудники компании Кей-би-эс рассматривали наше турне как материал для будущего документального фильма, который они рассчитывали использовать для рекламы предстоящих Олимпийских игр для инвалидов, проведение которых было намечено в Сеуле сразу же после летних Олимпийских игр 1988 года. Поэтому нам то и дело говорили: «О’кей, а теперь сделаем остановку!» или: «О’кей, а теперь поехали! Давай, давай, вперед!» Казалось, нет дела более важного, чем соблюдение графика их съемок. Однажды мы на полной скорости пронеслись через какую-то деревню — у меня в это время разболелась спина, и Майк сидел за рулем, одной рукой управляя машиной, а другой размахивал, чтобы освободить дорогу. Тут я заметил, что на трибуне стоит местный мэр и готовится произнести речь. Но нам не дали остановиться: впереди нас ждали более крупная деревня и более важный мэр, и мы опаздывали на эту встречу. Все это меня очень огорчило.
Однажды, завершив очередной этап, мы прибыли в городскую мэрию. У меня снова разыгрался грипп, да и заезд выдался трудным, и я был совершенно измотан. И тут координатор турне, который, в общем-то, игнорировал наши пожелания и настаивал на соблюдении собственного графика, начинает твердить, что нам нужно посетить еще одно мероприятие (мы об этом ничего не знали), а именно отправиться на встречу с детьми-инвалидами то ли в каком-то санатории, то ли в госпитале.
Я лежал в постели. И я отправил ему записку следующего содержания: «Это невозможно. Я просто не в состоянии». Тут наш домик на колесах трогается с места, чтобы отвезти нас в отель. Внезапно до меня доходит, что мы едем куда-то не туда. Смотрю сквозь лобовое стекло и вижу: впереди нашей машины идут на своих каталках те же двенадцать спортсменов-колясочников, которые сопровождали меня весь день. Они по-прежнему крутят колеса, камеры по-прежнему стрекочут — значит, мы едем в госпиталь.
Вот тут-то я действительно разъярился, а этот парень-кореец весь взмок от пота. Встал самым натуральным образом на колени и взмолился: «Прошу вас, мистер Хансен! Ради детей!» Тут как раз наш домик на колесах окружили дети. Ну что я мог ему сказать? Вылезаю из машины и отправляюсь наносить визит. Позднее мы все это с ним обсудили, после чего оставшаяся часть нашего турне по Корее прошла, как хорошо отлаженный часовой механизм.
Ладно, не спорю, по натуре я гонщик. Во время турне это качество характера мне приходилось по большей части сдерживать, но тут уже второй день один из сопровождавших меня колясочников не давал мне покоя. Он постоянно держался впереди меня, да еще поворачивался ко мне и махал рукой — мол, давай-ка быстрее!
В конце концов — шел третий день заезда, и мы приближались к Сеулу — я решил: хватит! Я потребовал, чтобы Дон заменил толчковые ободья на коляске на двенадцатидюймовые и поставил самые большие колеса.
Мы вышли на очередной этап, и этот парень попытался занять свое обычное место. Но чем сильнее он крутил свои колеса, тем сильнее толкал я свои. Очень скоро все это превратилось в спринт-гонку на последних четырех милях первого тринадцатимильного отрезка пути.