Нам все время казалось — вот доберемся до следующего города или следующего штата, и все пойдет легче. Но мы все ехали и ехали и выслушивали рассказы о том, какая хорошая дорога нас ждет впереди, да только все это оставалось пустыми словами. Ну прямо как в истории о маленьком мальчике, который так обрадовался, обнаружив кучи навоза в прихожей у себя дома, что тут же начал копать проход — ведь ясное дело: если столько дерьма, значит, где-то поблизости должна быть и лошадка? Я был именно таким мальчиком — только вот ужасно устал орудовать лопатой.
Хороший пример — город Эль-Пасо в Техасе. Мы успели наслушаться великолепных россказней о том, какой роскошный прием нам готовят в мэрии, о том, что там будет играть духовой оркестр (во всех этих россказнях почему-то постоянно фигурировал духовой оркестр), что на встрече будет выступать специально приглашенный актер-комик, снискавший славу тем, что приносит счастье спортсменам, что свою лепту внесет компания по производству жареных кур «Сан-Диего чикен» и что там соберутся тысячные толпы. В который уже раз мы позволили себе уверовать в подобную идиллию. Итак, последнее усилие, и вот мы в Эль-Пасо. Но все произошло не в мэрии, а на обычной автомобильной стоянке. «Сан-Диегский цыпленок» так и не появился. Не было и никаких тысячных толп. Вместо оркестра нам проиграли Американский гимн на кассетном магнитофоне. Вас интересует, сколько всего было встречающих? Человек пятнадцать, в основном это были представители организаций, отвечающих за обеспечение турне.
Но я рад, что мы там побывали. В итоге посещения Эль-Пасо нас ждал один из самых приятных эпизодов на всем пути по Америке.
Там был один мальчик, звали его Хосе Мендес. Он приехал на совершенно раздолбанной каталке и был преисполнен решимости сопровождать меня на первой миле очередного этапа. Кресло у него было действительно как со свалки металлолома. У нас в фургоне лежало складное кресло системы «Эверест Дженнингс», которым я практически не пользовался. Мы даже в шутку поговаривали, что продадим его, — ведь у нас было так туго с деньгами. Я попросил Тима достать это кресло и подарил его Хосе.
Мне показалось, что он вот-вот выпрыгнет из своего кресла и повиснет у меня на шее. Его мать расплакалась. Хосе не особенно умел изъясняться по-английски, но по его лицу и так все было понятно без слов. Он проехал рядом со мной всю милю на своем старом кресле, потому что новое нуждалось в небольшой регулировке с учетом его индивидуальных особенностей. Когда он и его мать распрощались с нами, я окинул взглядом ребят из команды. Кому нужен оркестр, когда у нас осталось такое воспоминание?
Мы продолжали двигаться вперед, по пути находя выход из возникающих кризисных ситуаций, и веселились, как только представлялась возможность. А было их предостаточно, если учесть, из каких персонажей состояла наша команда.
Как-то Дон и Ли решили взять автомобиль сопровождения и съездить в Мексику немного поразвлечься. Они уже собрались было возвращаться назад через границу, как тут их осенило: да в машине весь наш запас лекарств. Получалось, что они возвращаются из Мексики, имея при себе такое количество лекарств, что это грозило им серьезными неприятностями.
Тут у них в голове замелькали картины мексиканских тюрем, о которых они столько всего наслышались. Когда они подъехали к пограничному пункту и какая-то женщина начала задавать им обычные вопросы, Ли стал что-то лепетать о турне и с бешеной скоростью раздавать направо и налево брошюры. Пограничница вошла внутрь фургона, быстро огляделась вокруг и тут же подала им знак рукой — мол, двигайте дальше. Спустя много времени они вспоминали об этом со смехом.
Вообще команда у нас подобралась какая-то особенная — не могу сказать, что именно, но что-то в нас было такое, что привлекало животных, змей, насекомых и прочих тварей, будь то живые или мертвые. Видно, мы попали в какую-то особенную часть Америки. Мы не могли проехать и десяти миль, чтобы не обнаружить по крайней мере одного мертвого броненосца, или кролика, или змею, которые валялись посредине дороги, пав жертвой проезжавшего автомобиля. После того как их кончали обрабатывать канюки и они успевали окончательно разложиться за несколько дней на почти сорокоградусной жаре, мне с трудом удавалось не лишиться чувств от страшной вони, бившей мне в ноздри, когда я проезжал мимо них на своей каталке. Однажды в воскресенье какой-то водитель, обгоняя меня, раздавил одного такого покойника, поджаривавшегося на солнцепеке по меньшей мере неделю, и меня всего обдало ошметками внутренностей броненосца. Да, прелестные края, ничего не скажешь!