Человек в движении

А потом приходили родители, и я накидывался на них, как оглашенный. Тогда я не знал, почему так получается. Они сидели рядом, старались утешить меня как могли. Моего отца, Марвина, временно перевели из Телефонной компании Британской Колумбии на работу в Ванкувер на то время, пока я нахожусь в госпитале. Они приходили ко мне каждый день, и для них это был сущий ад. Все накопившееся у меня в душе отчаяние, вся злость, что такая несправедливость, такая ненужная, страшная участь постигла именно меня, — все это обрушивалось на их головы. Весь остальной мир лицезрел дневного Рика — юношу-героя. Моим родителям доставался озлобленный, терзаемый страхами ночной Рик, который выискивал способ, как бы отомстить судьбе, на ком бы или на чем бы выместить свое отчаяние. Они стоически мирились с этим. Не знаю, чего уж им это стоило. Я был слишком поглощен собой, чтобы понять это.

Каждый божий день, через каждые два-три часа я пытался вновь и вновь — а вдруг на сей раз получится? Я вперивался глазами в пальцы ног и взглядом гипнотизировал их: А ну, шевелитесь! Ну подвигайтесь же! Хоть чуть-чуть! Потом разум брал свое, и я понимал, что это невозможно, что надеяться можно лишь на непрерывный, неустанный труд. И все-таки шевелитесь, черт бы вас побрал!

Они оставались неподвижными. Ни малейшего движения. Наверное, я мог сойти с ума, если бы там не было, на что отвлечь внимание. Однако Королевский госпиталь Британской Колумбии имел некоторые дополнительные прелести: здесь было множество хорошеньких, надушенных, прелестных девушек из колледжа медсестер, проходивших практику в госпитале.

Вообще-то присутствие там было палкой о двух концах. Взять, к примеру, пятнадцатилетнего парнишку, только начинавшего проявлять интерес к девочкам у себя дома, когда случилась эта катастрофа. Девочки мне нравились. Я даже пригласил одну из них на свидание. Она мне ответила отказом, потому что, по ее словам, я был слишком застенчив. Черт возьми, да ведь у меня попросту еще не было времени, чтобы от этого избавиться. Да, ребята, девушки, конечно, милашки, но по мне поскорее бы в спортзал и — кидать баскетбольный мяч по кольцам. А вместо этого я торчу в госпитале в окружении роскошных восемнадцатилетних девиц и подвергаюсь угрозе полнейшего морального разложения. Себя они мнили вроде как моими старшими сестрами. Я же думал, как бы с ними… Конечно же, я думал о них.

Помню, как однажды кто-то из моих друзей принес мне несколько самоклеящихся плакатиков с надписью «Рик, вперед!» — ну чтобы подбодрить меня. А когда молоденькая медсестра, ну прямо куколка, — ее звали Уэнди — нагнулась, чтобы поправить мне простыни, я слегка пошлепал ее по попке.

— Рик, — сказала девушка, — не дури!

Я извинился — но она не знала, что у нее на заднице красуется одна из этих нашлепок, пока кто-то не спросил ее, кто этот Рик? Она посмотрела в зеркало — так оно и есть: ниже поясницы отчетливо красовалось имя этого пятнадцатилетнего парнишки.

С первого дня в больнице я начал ставить перед собой определенные задачи. Я дал себе зарок, что к 26 августа — это мой день рождения — распрощаюсь наконец со «стрикером»; так оно и было. Свое шестнадцатилетие я встретил в нормальной койке, причем сидя. На первый взгляд ничего особенного, а для меня — целое достижение. Я помню, как меня положили на эту койку с наклонной спинкой и начали медленно ее поднимать. При этом они заметили: «Ну что ж, вот сейчас вы потеряете сознание, такое со всеми случается». И вот меня подняли на шестьдесят градусов, потом на семьдесят, а я все не «отключаюсь». Впервые после того, как я сидел, прислонившись к ящику с инструментами в кузове грузовика, я снова был в вертикальном положении.

— Кусок торта! — скомандовал я врачам.

Мы опять положили судьбу на лопатки. А в тот же день вечером мой кузен тайком притащил банку пива (всего одну, больше у него в кармане не поместилось), и я выпил ее через соломинку, чтобы растянуть удовольствие. Эй, малыш, ведь тебе стукнуло шестнадцать! Ты же сегодня появился на свет. Так что ни о чем не думай. Не бери в голову.

И вот настал черед кресла-каталки. Я чувствовал себя словно заключенный, досрочно выпущенный на свободу. К тому времени я успел познакомиться с парой ребят примерно моего возраста, которые попали сюда на какое-то время в результате случившихся с ними аварий. Одного из них звали Майк Озан, он сломал ногу, когда его «фольксваген» «потерпел поражение» от грузовика с прицепом. Вместе мы выбирались иногда из госпиталя, чтобы побывать на вечеринке с друзьями, пропустить несколько стаканчиков пива, вообще немного развлечься. Или я договаривался, чтобы мы смогли отправиться на матч по волейболу или баскетболу.