Человек в круге

- Надо было видеть все это... А майор твой... Ну что - майор? Он видел все. Видел! Я-то знал, что майор влюблен в эту Мещерскую! Я все ведь помню. Он же, когда приехал, ко мне в снабжение пришел. В игре... ну карточной... пока в наш город доехал, - вчистую проигрался. Кальсоны и те проиграл... Ты что, не знал, что он картежник? Причем - мелкого пошиба. Ума мало в картах, а амбиций много. У нас в гарнизоне его чесал всегда подполковник Силаев... Ну тот, про которого говорили, что - импотент. А он с женщинами трали-вали! И все выходило хитренько. И обчешет, и жену... удовлетворит! Я его ревновал... Железновский пришел ко мне, и я его обмундировал тогда... За это, может, он выход нашел. Не поставил к стенке. Хотя было бы, может, и лучше! И сержантов он спас...

- А Матанцева при вас убили?

- Сержанта Матанцева? При мне. Это уже в Карлаге, на лесоповале. Блатные убили. Он самозащищался в первый раз. И одного приварил. За приставания. Там же мясники были. Те, которые убивали, чтобы их потом куда-нибудь перевели на более легкие работы. Такая система. А Матанцев одного мясника, который выполнял прихоти паханов разных, подсадил. Одним словом, задушил, когда тот его хотел прикончить уж не знаю за что. Блатяги, когда в первый отдел Матанцева отослали, в Долинку, чтобы снова судить, и подкараулили там. Я был в Долинке тоже, с фронтовиками нас туда пригнали, тоже на суд новый - вроде из подчинения администрации вышли! А его там, Матанцева...

- Вы пишете в письме, что искали дело своей жены и всех, кого тогда забрали. И не нашли... - Я повторялся.

- Никогда и не найдем. Не найдем! - Он не обиделся.

Я три дня гостил у бывшего майора. Переговорили мы с ним! Обо всем! Признался он мне как-то - сидели с удочками на озере маленьком - покушение хотел совершить на генерала. Не вышло. Да и сыновей жалко. Если тогда их обошли, не тронули, стоит ему, майору бывшему, что-то такое еще "совершить", как им перекроют кислород. Это у нас могут сделать - в два счета!

Я имел столько документов против Ковалева, что мог пойти вместо бывшего майора на убийство. "Смешно, - думал я, - возвращаясь из командировки, где впервые ни о чем не хотел писать, - смешно! Все страшно и смешно! Генерал Ковалев живет. Здравствует. И разве один он такой? Сколько их, которые вели дела фронтовиков, пограничников, слесарей, врачей... И как убить их за зло, которое они причинили тысячам, миллионам людей? Как сказать им, что они испортили жизнь, которая могла бы для человечества быть в качестве примера?

Поезд мчался обратно, к Москве, где я теперь на время устроился у своих родственников. Я ходил в гости к Шмаринову. Он переехал тоже в Москву, но навсегда. Я собирал материал и в его доме. И мчался к своим дорогим занятиям. И не знал, что подстерегает меня.

Никто бы и не придумал такое, что придумал он, Ковалев!

И я бы никогда не подумал, что придуманное будут осуществлять такие люди! Можно ли кому верить после всего этого?

Когда я возвратился из командировки, родственников моих дома не оказалось: укатили на дачу, хотя было еще холодно.

- Знаете, - сообщила мне соседка по квартире, еще не старая и уже не молодая особа, которую мои родственники звали Юлечкой Аврамовной, - к вам страшно пробивается некто Кривцов. Он обивал тут пороги и всякий день звонит и требует вас. А в сих апартаментах я одна. И он слышит лишь мой ответ.

- Кривцов? - остановился я в недоумении.

- Ну бывший ваш сослуживец. Вы с ним были, как он сказал, в комсомоле заправилами.

- Кравцов?!

- Да, верно, Кравцов. Он, однако, представился точно Кривцовым.

Я не понял ее мысли, она это увидела по моему выражению лица.

- Кравцов - это устойчиво, - стала рассуждать Юлечка Аврамовна. - А Кривцов - это значит неприятность.

Она подмигнула мне и скрылась в своей комнате. Я скривился, опять пожал плечами. Юлечка Аврамовна высунулась из-за двери:

- Не совсем приятный человек, - заметила она. - Поверьте моему впечатлению. Он куда-то торопится, хотя поезд его давно ушел.

Я зашел в комнату, которую мне выделили родственники, разделся и пошел мыться. Слышу, кто-то тарабанит по телефону. Юлечка Аврамовна что-то не особенно рассыпается в любезностях. Потом кричит, мне в ванную слышно: "Он приводит себя в порядок! Не буду же я тащить его, извините, из ванны!"

Когда я вышел из ванной, Юлечка Аврамовна упрекнула меня, будто это я звоню и ей надоедаю:

- Ваш Кривцов. Опять бомбил, словно задыхается в противогазе. Все куда-то спешит.

- Он оставил свой телефон?

- В том-то и дело, что такие телефонов не оставляют. Хотя могут сами позвонить среди ночи и поднять на ноги.

- Невзлюбили вы его. Бог велит прощать, - перевел я все в шутку.

Она пристально посмотрела на меня и снова скрылась в своей комнате.

Кравцов не заставил себя долго ждать. Затрезвонил телефон, я подошел и снял трубку. Когда меня узнали, поднялся восторженный вопль. Сколько лет, сколько зим! Ты чего таился? Ты чего молчал? Зазнался? Не хочет знаться!