Человек в лабиринте

Мюллер медленно встал и отворил дверь. Вышел из дома. Уже наступила ночь, быстро, как всегда зимней порою. Небо было черно, а луны прожигали его тремя яркими огнями. Юноша все еще стоял на плацу, явно расстроенный. Самая большая луна, Клото, заливала его кудрявые волосы золотистым блеском, и они словно искрились внутренним огнем. Лицо в этом свете казалось очень бледным, резко выступали скулы. Голубые глаза блестели от пережитого потрясения — могло показаться, что парень ни с того, ни с сего получил пощечину.

Мюллер подходил, не решив, какую же избрать тактику. Он чувствовал себя большой, наполовину заржавевшей машиной, которая много лет была заброшена, а теперь снова приведена в действие.

— Нэд? — начал Мюллер. — Послушай, Нэд, я хотел извиниться перед тобой. Ты должен понять, что я отвык от людей. Отвык… от… людей.

— Все в порядке, господин Мюллер. Я понимаю, я отдаю себе отчет, что вам тяжело.

— Дик. Говори мне — Дик. — Мюллер поднял руки и развел их так, словно хотел собрать свет лун. Ему было страшно холодно. На стене, по другую сторону плаца, подпрыгивали и плясали тени маленьких зверьков. Мюллер продолжал: — Я уже полюбил мое одиночество. Ведь в определенном состоянии духа можно полюбить и дело рук своих. Прежде всего я желаю кое-что пояснить. Никакой катастрофы не было. Я прибыл сюда намеренно. Во всей Вселенной я выбрал одно-единственное место, где мое одиночество до конца моих дней выглядит правдоподобно, — и обрел здесь убежище. Но естественно, что должны были явиться сюда вы с целой свитой роботов и должны были попасть ко мне.

— Дик, если ты не хочешь, чтобы мы тут работали, — то мы уйдем! — воскликнул Роулинг.

— Наверняка так будет лучше и для вас, и для меня. Погоди. Останься. Тебе очень плохо возле меня?

— Не по себе, — неохотно признался Роулинг. — Но не так уж плохо, чтобы… нет, не знаю. На таком расстоянии мне только… муторно.

— Знаешь, почему? — спросил Мюллер. — Судя по твоим ответам, ты знаешь. Я уверен, Нэд, что знаешь. Ты только притворяешься, что не знаешь, как меня обидели на Бете Гидры IV.

Роулинг покраснел:

— Что-то в этом роде я припоминаю. Они подействовали на твой мозг.

— Именно так. Ты чувствуешь, как моя личность, моя душа, моя чертова душа просачивается в воздух? Ты черпаешь эти волны, эту нервную энергию просто из моего темени. Правда, мило? Попробуй подойти чуть ближе. Довольно! — Роулинг остановился. — Ну? — сказал Мюллер. — Вот сейчас сильнее. Большее давление. Запомни, что ты чувствуешь, стоя тут. Никакого удовольствия, не так ли? На расстоянии десятка метров еще можно выдержать. На расстоянии одного метра это становится невыносимым. Можешь представить, каково держать в объятиях женщину, когда ты выделяешь такое душевное удушье? А на расстоянии десятка метров женщину ласкать трудно. Во всяком случае, я не умею. Давай присядем, Нэд. Здесь нам ничто не грозит. У меня есть индикатор массы на тот случай, если в сектор забредет какая-нибудь скверная тварь, а ловушек здесь нет. Садись.

Он сам уселся на молочно-белую, гладкую мостовую из неизвестного мрамора, которая так мерцала, что весь плац казался шелковым. После секундного размышления Роулинг присел несколькими метрами дальше.

— Нэд, — спросил Мюллер, — тебе сколько лет?

— Двадцать три.

— Женат? Юноша усмехнулся:

— К сожалению, нет.

— Девушка есть?

— Была одна. Контракт свободной связи. Был нами аннулирован, когда я отправился в эту экспедицию.

— Ага. А в вашей экспедиции есть девушки?

— Только женоимитаторы, — ответил Роулинг.

— Немного удовольствия, правда, Нэд?

— Вот именно, немного. Мы могли бы взять с собой несколько женщин… но…

— Что но?

— Чересчур опасно. Лабиринт.

— Скольких смельчаков вы до сих пор потеряли? — спросил Мюллер.

— Пятерых. Хотел бы я познакомиться с теми, кто построил такое. Наверное, пятьсот лет только проектировали, чтобы получилась эта дьявольщина.

Мюллер заметил:

— Дольше. Уж наверняка, это был величайший триумф их расы. Их триумф, их шедевр, их памятник. Как же они должны были гордиться этой душегубкой! Это итог, это квинтэссенция всей их убийственной философии, философии убийства чужаков!

— Ты только предполагаешь, или у тебя есть какие-нибудь находки?

— Единственная находка, которая свидетельствует об их творческих достижениях — это все вокруг нас. Но я знаю эту психологию, Нэд. Знаю об этом больше любого человека, ибо только я сталкивался с неизвестной расой разумных существ. Убивай чужого — вот закон вселенной. А если не убивать, то хотя бы немного придушить.

— Но мы же не такие, — ужаснулся Роулинг. — Мы не проявляем инстинктивной враждебности против…

— Вздор.

— Но…

Мюллер сказал: