Человек в поисках себя

Мы оставим эти вопросы читателю, чтобы он ответил так, как считает нужным, и вернемся к Оресту. Наш вопрос заключается в том, как этот юноша, как прототип человека, находящегося в эмоциональном конфликте, достигает своей свободы личности. В своем временном безумии после совершения преступления Орест бродит по лесу, «больной видениями». Робинсон Джефферс в своей версии изображает Ореста, возвращающегося во дворец в Микенах, где его сестра Электра приглашает его стать царем в отцовском доме. Орест смотрит на нее с удивлением и вопрошает, как она может быть настолько бесчувственной, чтобы думать, что он совершил страшное матереубийство только ради того, чтобы стать царем Микен вместо Агамемнона. Нет, он «перерос город» и решил уйти. Электра, полагая, что его проблема в том, что ему «нужна женщина», предлагает выйти за него замуж. Тогда он восклицает: «Это Клитемнестра в тебе!» – и указывает, что все беды в их несчастной семье от инцеста. В его размышлениях в лесу он продолжает:

…Я видел, как мы движемся в темноте; все, что мы делали или о чем мечтали, —
Про друг друга, мужчина преследовал женщину, женщина цеплялась за мужчину, воины и короли,
Сцепившиеся друг с другом в темноте, все любили или боролись внутри себя, каждый из потерянных людей
Искал глазами другого, чтобы другой хвалил его; никогда не искал своего собственного, но чужого…
…когда они смотрят назад, они видят только человека, стоящего в начале,
Или смотрят вперед и видят человека в конце; или если вверх, то людей в сияющем горьком небе, ходящих и пирующих,
Которых ты называешь богами…
Все обращено внутрь, все твои желания кровосмесительны…[48]

Для себя Орест решил, что он «не будет растрачиваться попусту внутри». Если бы он согласился на ее просьбу и остался в Микенах, говорит он своей сестре, то он был бы «как бродящий камень», то есть утратил бы свою уникальную человеческую природу и стал бы неорганическим. Когда он уходит «к человеческому» прочь от кровосмесительного гнезда Микен, он прощается фразой, которая могла бы звучать в веках и стать целью психологической интеграции человека: «Я полюбил вовне».

Не случайно, что Орест использует термины «внутри» и «вовне» несколько раз в этих строках, и что он говорит, что главная проблема в Микенах – «инцест». Ведь инцест – это простой сексуальный, физический символ обращенности внутрь семьи и неспособности, соответственно, «любить вовне». С точки зрения психологии, инцестуозные желания, если они продолжаются в подростковом возрасте, являются сексуальным симптомом болезненной зависимости от родителей, и они встречаются преимущественно у лиц, которые не «выросли», не отрезали психологическую пуповину, связывающую их с родителем. В таком случае сексуальное удовлетворение не слишком отличается от орального удовлетворения, которое ребенок испытывает от кормления матерью. Кроме того, кровосмесительным отношениям свойственна, как говорит Орест, необходимость восхищаться другим, «чтобы другой хвалил его».

С особой проницательностью поэта Джефферс устами Ореста говорит, что даже религия этих людей является кровосмесительной. Они видят в небе только свои проекции, «ходящих и пирующих людей», которых они называют богами. Их боги являются выражением не новых и более высоких уровней стремления и интеграции, а их собственной потребности вернуться к инфантильным зависимостям. Религиозно и психологически это, конечно, полная противоположность тому, что провозглашает Иисус: «Не думайте, что Я пришел принести мир на землю; не мир пришел Я принести, но меч, ибо Я пришел разделить человека с отцом его, и дочь с матерью ее, и невестку со свекровью ее. И враги человеку – домашние его»[49]. Очевидно, что Иисус не проповедует ненависть и разделение как таковые, но он хочет заявить в самой радикальной форме, что духовное развитие уходит от инцеста и приходит к способности любить соседа и незнакомца. Члены «собственного дома человека будут его врагами», если он по-прежнему связан с ними.