Человек в проходном дворе

— Он сказал, что тот человек должен ему деньги. Крупную сумму. И не хочет отдавать. И что он может затеять драку, а я буду свидетельницей. Мне очень не хотелось идти, но он… Ну, словом, то, что я вам говорила…

«Нет, все совсем не просто, — подумал я. — Ищенко хранил свою тайну как зеницу ока».

— Что было дальше?

— Мы пошли. Он торопился и поглядывал на часы: наверное, опаздывал. Я еле поспевала за ним. Так мы прошли центр…

— Дальше.

— Дальше все. Около проходного двора меня остановил Сема, он шел по улице навстречу. Он спросил, куда я спешу. Я сказала: «Не твое дело». Он стал спрашивать, почему у меня такое расстроенное лицо. Я совсем не хотела, чтобы он увязался за мной. Я стала ему грубить, но он не отставал. И я не свернула во двор за Ищенко, потому что думала: он там остановился и поджидает меня… И все.

— Вы стояли с Семеном возле проходного двора?

— Да.

— Кто-нибудь свернул в него после Ищенко?

— Полминуты спустя. Мужчина. «Суркин», — решил я.

— Вы бы его узнали?

— Да. У него одна рука больная какая-то, он ее наотлет держит.

«Он, — подумал я. — И все благополучно накладывается на его показания».

— Больше никто не проходил мимо вас?

— Нет. Я еще машинально следила. Только этот с рукой прошел.

«Все точно, убийца двигался навстречу», — подумал я.

— Вы не заходили потом во двор?

— Нет.

— Где была назначена встреча?

— На площади. Там, где стоянка автобусов. Я потом пошла туда кругом, по улице, потому что Сема не отставал от меня, но Ищенко там не было.

Вот где была ошибка в моих расчетах. Не во дворе, а на площади. Значит, убийца встретил его на пути к месту свидания. Напрашивался еще один вариант: Ищенко шел на встречу, но не с Кентавром, а Кентавр помешал ей осуществиться, потому что от нее зависела его судьба. Но откуда он мог знать о встрече? Да и, судя по всему, Ищенко боялся именно того человека, к которому шел… Потом я вспомнил, что последние дни Черкиз приводил автобус на несколько минут раньше расписания. Если он Кентавр и ему надо перехватить Ищенко на пути к остановке, все совпадает. «Но фокус с фотоаппаратом он проделать никак не мог, — подумал я. — Мимо». Потом вдруг без всякой связи с предыдущим у меня мелькнула мысль: «Суркин коллекционировал военные регалии, каски и всякую дрянь. И у него могло быть два одинаковых кастета…» Но здесь я снова упирался в фотоаппарат. «Ладно, — зло подумал я. — Хватит играть в угадайку. Мне нужны факты. Фа-акты!»

— Проходным двором ведь ближе идти? — спросил я.

— Ага. Все местные им пользуются, если идут из этой части города. А курортники, я заметила, так не ходят, они всегда в обход. Редко кто знает. Он длинный, как переулок, — ворота, и сразу поворот такой: приезжие думают, что двор глухой. Тупик.

— Понятно, Раечка… А почему вы в милицию не заявили?

— Но я ж толком ничего не знаю. Того человека я не видела. Да и боюсь я, на меня и так косо смотрят… Прицепятся, все надо будет рассказывать, и про журналиста… и до Семы дойдет. Не хочу, не хочу!

Вот дуреха. Боится. А ведь знает о работе милиции не понаслышке: все-таки гостиница.

— Поймите, Раечка, убийца гуляет на свободе. Ваш рассказ может помочь следствию.

— Чем?

— Не знаю. Но там разберутся… Между прочим, отличные джазисты в этом ресторане. Мы уже четыре танца станцевали и не заметили.

— Устали?

— Что вы! Просто Семен там один скучает.

— Ну, идемте, — неохотно сказала она.

Семен сидел хмурый и прикуривал одну сигарету от другой. Он старался не смотреть на меня.

— Не сердись, Сем! Мы ж с тобой договорились, что я не играю в эту игру.

— Может, к нам пересядете? — предложил Семен, решивший быть мужчиной.

— Спасибо, я к своему Бушу пойду, а то он обидится.

Буш держал в руке рюмку.

— Милая девочка, — сказал он. — С которой вы танцевали.

— Плохих не держим.

И тут же я подумал: «Почему Буш сказал "айн секунд", когда я предложил заказать коньяк? Он же не знает немецкого языка… Впрочем, я становлюсь слишком подозрительным. Это довольно распространенное выражение».

— Познакомите?

Тут я заметил, что он пьет из второго графинчика, а первый уже пустой. Ого! Третья космическая.

— Застолблена.

«Так, — думал я. — Их всех можно исключить. Человеку незачем ходить на свидание с соседом по номеру. И Буша. Он сказал правду про третье число».

— Ваше здоровье! — сказал Генрих Осипович.

— Ага.

«Исключить? А фотоаппарат?..»

Глава 28 ВОЙТИН ПИШЕТ ПИСЬМО

Генрих Осипович остался в ресторане. И Пухальский был там со своим «фарцовщиком», когда я уходил.

На улице было темно. Фонари, как нарочно, горели вполнакала. Красухина я не видел, но знал, что он на расстоянии следует за мной. Мы кружили по городу. Я садился на скамейки, подолгу простаивал возле освещенных витрин. Хвоста не было.