Человек в проходном дворе

Кассирша слушала, навалившись грудью на стойку и подперев руками толстые щеки.

— Поставлю точку. Терпенье — великая вещь. Давно пора поставить, — невнятно пробормотал Войтин и посмотрел на свою руку. Сжал в пальцах стакан. Стакан выскользнул на пол. Брызнули осколки. — Эх!

— Я подберу! — закричала кассирша. — Я подберу, не беспокойтесь!

— Впрочем, тебе этого не понять, — сказал Войтин. — Лежи на солнышке. Загорай.

— С этим связано ваше ночное исчезновение? — серьезным тоном спросил я.

Он опять взглянул на меня с прищуром. Оглядел с ног до головы. Я явно пришелся ему не по вкусу.

— Извините, — сказал я, — если что не так.

— Опять за свое? Ты все время извиняешься. Ты пить еще будешь? Нет? Тогда пошли. Я в гостиницу, а ты отправляйся на свой пляж. И не обижайся, не люблю. Привет, толстуха! — крикнул он продавщице.

Мы вышли.

— Вы не слишком оптимистично смотрите на жизнь, — заметил я.

— Ерунда! — он махнул рукой и пошел прочь.

«Слава богу, — размышлял я, направляясь туда, куда шел до встречи с Войтиным. — С ним ничего не случилось. А что могло случиться? Не знаю. Я ничего не знаю. Я ничего, ничего не знаю…» У меня начинали сдавать нервы. Плохо.

Спустя несколько минут я выбрался на площадь. Автобусы стояли впритык друг к другу — огромные, гладкие. Они напоминали стадо доисторических животных.

Возле красного автобуса, стоявшего на отшибе, топтался перед боковым зеркальцем шофер в синей холстинной куртке — плотный лысый человек. Пальцем он раздирал рот, пытаясь заглянуть поглубже. Потом что-то недовольно промычал и сплюнул.

У меня кончились спички, и я подошел прикурить.

— Болит?

— Всю ночь дергал, сволочь!

— К врачу надо.

— А вкалывать за меня кто будет? Дядя? — Он опять сплюнул. Ему было лет пятьдесят.

— Огоньку не найдется?

Он похлопал по карманам куртки и вынул коробок. Я прикурил.

— Благодарствую.

Под подошвой у меня что-то лежало, напоминающее камешек. Я отодвинул ногу. Ключ. Я поднял его.

— Не вы потеряли?

— У меня, парень, ключи на брелочке. Вот. Не такой я человек, чтобы ключи терять.

Я хотел бросить ключ, но что-то заставило меня приглядеться повнимательней: он был необычной формы. Господи, Войтина ключ! Значит, он был сегодня здесь.

Я опустил ключ в карман и подмигнул шоферу:

— Зачем добру пропадать! Может, сгодится в хозяйстве.

Мы стояли возле передних дверей автобуса. Я перевел взгляд на табличку. Автобус был из Радзуте. У окон уже сидели пассажиры.

— Прямо здесь пассажиров выпускаете, когда приезжаете из Радзуте? Не разворачиватесь? — спросил я тоном, показывающим уважение к шоферской профессии. Видимо, это и был Черкиз. У него было крупное открытое лицо, которое портила гримаса: щека дергалась от зубной боли.

— На кой ляд еще разворачиваться!

— Очередь сомнет выходящих.

— Не сомне-ет. Ох!

— Скоро едете?

— Через пять минут. Влезай, ждать не буду.

Та-ак. Ключ Войтина. Это значило… А черт его знает, что это значило! Ясно было одно: Войтину что-то понадобилось в Радзуте. Но что? Что? Еще одно совпадение!

В то утро Черкиз дважды копался в моторе. Мотор расположен в кабине: если поднять капот, с улицы тебя не видно. Он сделал это как бы нарочно, — шоферы не могут сказать, что он был вне поля их зрения один раз. Нет, несколько. Уходил, приходил. Хоть всех опроси. Ну, вертелся тут. Ну, видели: одни — здесь, другие — в диспетчерской. Иллюзия постоянного присутствия. Но мальчик-то в самом деле видел его все время. И когда Черкиз проверял мотор — тоже: пол в салоне выше, чем в кабине. «Я начинаю запутываться в деталях, — подумал я, — и теряю способность отделять главное от второстепенного. Это оттого, что я слишком боюсь упустить его. Так тоже нельзя. Так я и в самом деле его упущу…»

Черкиз снова охнул и повернулся к проходившему мимо шоферу — тот был в такой же синей куртке.

— Здорово, Петр Карпыч! Зуб вот у меня разболелся, паразит, прямо криком кричи. Ночь не спал понимаешь!..

Я отошел от автобуса. Заглянул в диспетчерскую будку: выход один, прямо против стоянки. Тут никуда не скроешься. Все шоферы в синих куртках. «Ну и что? — уныло подумал я. — Это ж не шапки-невидимки». Мальчик видел его все время. Мороженое ждал, а не мяч гонял. Кстати, гонять он не умеет. То есть водит, а по воротам мажет. Мажет? Стоп. Читает запоем, очень много читает. Родители на него не обращают внимания. По воротам мажет. А? Да ну, ерунда. А все же… Это могло быть единственной «прорехой» в алиби водителя, который скрывал знание немецкого языка и пятого ездил не в очередь.

Я вернулся к столбу с расписанием и проводил взглядом автобус, отошедший на Радзуте. Ни Пухальского, ни сопровождавшего его человека Валдманиса среди пассажиров не было.

«Один шанс из тысячи, — думал я, уходя с площади. — Но и его я должен иметь в виду…»

Глава 24. КТО КОГО?

Я поднимался по лестнице медленно: жара чувствовалась и здесь.

На площадке между первым и вторым этажами знакомая уже мне уборщица («Пес такой! — вспомнил я. — Ущипнул меня…») посыпала ковровую дорожку спитым чаем и мела веником. Выше, на ступеньках, играл оловянным солдатиком мальчуган лет девяти — наверное, ее сын.