Человек в стене

Увидев пустое место за партой Чарли, она ощутила, как ее кольнуло чувство вины. Она же не злодейка какая-нибудь, правда? Или все-таки злодейка? Как узнаешь, хороший ты человек или плохой, если ты думаешь и действуешь не так, как остальные люди?

В ожидании учительницы все вели себя пугающе тихо. Альва сидела, склонившись головой над партой. Лиса и Янника шептались между собой, но Альва могла даже не утруждать себя подслушиванием.

Вошла побледневшая учительница. В руках она держала плюшевого мишку и конверт. Учительница откашлялась и несколько раз провела рукой по волосам, хоть те и без того были в идеальном порядке.

— Я только что поговорила с мамой Чарли, — сказала она, положив мишку на свой стол.

Лиса с Янникой крепко схватились за руки.

— Сегодня рано утром он очнулся от комы и сказал несколько слов родителям. — Учительница улыбнулась и окинула взглядом класс. — Врачи говорят, что у него сломано несколько костей, но никакие жизненно важные органы не задеты. «Жизненно важные» — значит, те, которые нужны человеку, чтобы жить. Так что он выживет.

Альва почувствовала в больном плече дрожь, которая распространилась на всю руку. Она осторожно потерла ее здоровой правой.

— Можно нам навестить его в больнице? — спросила Лиса.

— Пока нет. Чарли нужен покой, ему придется пролежать там еще несколько недель, а может, даже и месяцев. Думаю, его порадовала бы открытка с пожеланиями от всего класса. Сегодня после уроков я зайду в больницу и подарю ему вот этого мишку. Если вы чувствуете, что вам нужно с кем-то поговорить, можете обратиться к психологу, он сегодня задержится допоздна.

Открытка ходила по рядам, пока учительница читала вслух книгу, которую обычно приберегала для вечера пятницы. Прежде чем открытка успела дойти до Альвы, та извинилась и попросила разрешения выйти в туалет.

Замерев, он стоял у постели матери. Его будто парализовало. Он стоял так уже несколько часов и смотрел на нее. Ее седые волосы падали прядями на лоб, а гладкая желтоватая кожа, похожая на воск, поблескивала в свете, исходящем от большого окна.

— Мама, — сказал он, мягко касаясь ее руки. Рука была крепко прижата к груди и не сдвинулась, даже когда он надавил посильнее. Он поднес ладонь ко рту матери, но не смог понять, дышит она или нет.

Ноги казались непривычно тяжелыми, когда он прошел в гостиную и улегся там на диван. Та легкость движения, которую он всегда ощущал, несмотря на неуклюжее телосложение, исчезла. Обычно он мог передвигаться бесшумно, как привидение.

Он думал о Лили и о том, как выглядел отец, когда он нашел его на кухонном полу больше чем тридцать лет тому назад. Отец, казалось, просто заснул, его глаза были закрыты, но ведь если спать на полу, особенно не отдохнешь. Тогда он поднял отца, положил на кровать и укрыл, ожидая, пока домой вернется Биргит. Придя, она начала плакать, поэтому он заткнул уши ватой, чтобы этого не слышать.

Теперь она тоже тихо лежала в своей комнате за стеной. Он не вставал с дивана, ожидая, когда сядет солнце. Гостиная погрузилась в полумрак, и он почувствовал, что у него разболелся живот. Такая боль случалась, когда он забывал поесть. Он пошел в кухню и взял там немного печенья.

Мать лежала у себя в спальне все в том же положении. Она выглядела абсолютно безмятежной, но он знал, что плохо разбирается в подобных вещах. Может, внутри себя она кричит? Может, она все еще плачет и стонет изо всех сил, но безмолвно, а не вслух?

Он молча сидел на краю ее постели и ждал, когда комнату зальет утренний резкий белый свет. Он устал, и движения его были неуклюжими, когда он снова потыкал пальцем ее руку. На этот раз рука поддалась и упала на кровать.

Он наклонился, взял мать за плечи и стал яростно трясти. Он звал ее, крича прямо ей в лицо, а потом рухнул на матрас.

— Мама!.. — шептал он, прижимаясь своим худощавым длинным телом к ее некогда внушительным рукам и торсу. За последние несколько лет она усохла. Сделалась тонкой, и ноги у нее ослабли.

Он так и уснул в этом положении, на отцовской стороне кровати, прижимаясь теплой грудью к холодной коже матери, а солнце тем временем поднималось все выше и выше по небосклону. Ощущения были незнакомыми, но не неприятными.

Когда он проснулся, уже снова стемнело. Он неуверенно приподнялся на локте. Мать не двигалась, и он начал понимать, что она уже никогда больше не пошевелится. Это осознание наполнило его ошеломляющим чувством, которое было сложно сформулировать. Он даже и не пытался.

Он знал, что должен делать. Он провел несколько дней в приготовлениях, это был тяжелый труд, но он привык. Физическая работа даже приносила ему некоторое удовлетворение в часы, когда мир, который он знал, исчез навсегда.

Зайдя в комнату матери, он в последний раз встал у ее кровати. Постоял так некоторое время, глядя на неподвижное тело. Потом поднял руку, помахал ей, развернулся на каблуках и покинул квартиру.

ГЛАВА 3

ЛАБИРИНТ