Человек в витрине

— Понимаете, речь пойдет о деле довольно деликатном… — начал он.

Гунарстранна вежливо кивнул.

— Есть один человек… он работал на складе в Энсьё. Его зовут Юнни, и он служит у нас, сколько я себя помню.

— Юнни — а дальше?

— Его зовут Юнни Стокмо. Так вот, несколько недель назад между ним и отцом что-то случилось. Не знаю, что именно. Но в результате отец вынужден был уволить его.

— Он получил компенсацию?

— Юнни пришлось уйти в тот же день, хотя он проработал… много лет.

— Значит, они повздорили сравнительно недавно?

— Понятия не имею. Ни отец, ни Юнни ничего не желали рассказывать. Но, насколько я понял, ссора произошла из-за чего-то очень серьезного… и очень личного. Иначе я бы знал, в чем дело.

— Стокмо приходил к вам, жаловался?

— Нет.

После довольно долгой паузы Есперсен продолжал:

— Вот почему я подумал, что разногласия… что ссора была личным делом, касалась только их двоих. Иначе отец непременно поделился бы со мной.

— Может быть, Стокмо угрожал вашему отцу?

— Об угрозах мне ничего не известно. Я только знаю, что вчера вечером Юнни дожидался отца на улице, у нашего дома.

— Когда это было?

— Он пришел за полчаса до того, как отец вернулся домой, а вернулся он в семь.

Гунарстранна медленно кивнул, словно самому себе.

— В семь вечера? — уточнил Фрёлик, хватая ручку.

— Может быть, чуть позже, около четверти восьмого.

— На что Стокмо живет сейчас? — спросил Гунарстранна.

— Не знаю… У него есть сын, у которого в Турсхове нечто вроде мастерской. Может быть, он там и работает.

Снова наступило молчание. Франк Фрёлик откашлялся и полистал записи.

— Вы говорите, — начал он, — что вчера ваш отец пригласил гостей. Кого именно?

— Никакого приема не было. Обычный ужин. Пригласили нас, то есть меня, мою жену и детей.

— Сколько времени вы здесь пробыли?

— Мы сели за стол около семи. Отец приехал позже, где-то в четверть восьмого. Домой мы поехали часов в одиннадцать.

— Где он был до семи?

— В Энсьё, в конторе.

— Вы уверены?

— Да, он редко бывал где-то еще.

— Он обычно работал допоздна?

— Он работал всегда.

— Значит, в том, что он работал допоздна, не было ничего необычного? — уточнил Гунарстранна.

— Ни обычного, ни необычного. Он в самом деле иногда работал допоздна. Спросите лучше Ингрид, она вам больше расскажет.

Гунарстранна долго молчал, глядя перед собой.

— У вас в магазине много оружия?

— Есть немного. В основном из-за него мы и поставили защитные ставни. За старинным оружием охотятся многие коллекционеры.

— Что за оружие?

— Мушкет, алебарда, несколько дульнозарядных револьверов, несколько образцов холодного оружия…

— А штыки есть?

— Два. А что?

Их перебили. Дверь распахнулась настежь, по полу затопотали быстрые шаги. В столовую вбежал мальчик лет трех-четырех, в синих полотняных штанишках и свитере, запачканном спереди. При виде сидящих за столом незнакомых людей он опешил, но быстро преодолел смущение и подошел к Карстену Есперсену, изумленно смотревшему на него. Светлые кудрявые волосы обрамляли круглое, открытое личико с курносым сопливым носом. Малыш прижался к отцовскому колену и сунул палец в рот.

— Дедушка умер, — сообщил он инспектору Гунарстранне.

— Значит, Сюзанна приехала, — сказал Есперсен, словно извиняясь, и повернулся к сынишке: — Где мама?

Малыш его как будто не слышал. Он протянул Гунарстранне правую руку и представился:

— Мин.

— Беньямин, — уточнил Есперсен, подмигивая полицейскому.

— Нет, просто Мин, — возразил малыш по имени Беньямин, снова протягивая руку Гунарстранне.

— Покажи-ка! — обратился к нему отец. — Что у тебя там, монета? — Он покосился на полицейских с натянутой улыбкой. — Ну-ка, отдай, что там у тебя! — велел он мальчику.

— Дедушка умер, — повторил Беньямин, глядя на отца огромными круглыми глазами. — Совсем умер!

— Да, — ответил Есперсен, снова заговорщически подмигивая двоим полицейским. — Так ты покажешь папе свою монету?

Мальчик покачал головой.

— Покажи!

— Нет. — Беньямин покачал головой.

— Думаю, на сегодня у нас все, — сказал Гунарстранна, обращаясь к Франку Фрёлику.

— Ты отдашь папе монету?

— Не-ет! — завизжал малыш. Голосок у него был пронзительный, как вой электропилы.

В глазах Есперсена зажглись зловещие огоньки.

— Ну-ка, давай сюда! — Он снова схватил сынишку за руку.

— Нет! — так же пронзительно завопил тот. — Глупый папка!

— Дай сюда! — резко потребовал отец, хватая малыша за руку и по одному разжимая пальцы.

Мальчик отчаянно вырывался. Пальчики у него побелели, он заплакал. Попробовал выдернуть руку. Из его ладошки на пол выпало что-то похожее на брошку или булавку для шляпы.

— Ш-ш-ш, тихо! — прикрикнул на сынишку Есперсен и снова заулыбался: — Оказывается, никакая у тебя не монета! Это не деньги!

Карстен Есперсен поднял с пола значок и показал его сынишке. На потемневшем металле был едва заметен какой-то непонятный орнамент.

Мальчик перестал плакать и вытер глаза.

Гунарстранна и Фрёлик переглянулись.

— Отдай! — закричал мальчик и потянулся к значку.

Карстен Есперсен моментально отдернул руку и расхохотался, отчего у него задергался подбородок. Малыш снова истошно завопил.