Фрёлик не сразу сообразил, что уличный музыкант исполняет «Улицы Лондона». Голос у него оказался довольно приятным. Краснолицый крепыш в пальто и шерстяной шляпе, стоящий в очереди за Фрёликом, шагнул вперед и сухо осведомился, стоит он в очереди или просто так разговаривает. Фрёлик пропустил его вперед.
— Холодно, — заметил он, обращаясь к Анне и ставя на землю ее целлофановый пакет. Внутри была бутылка, из-за которой пакет и выпал. Он прислонил пакет к ноге. — Может, пойдем посидим где-нибудь?
Анна медленно и осторожно выгнула шею и посмотрела на часы с рекламой шоколадной фабрики «Фрея» над рестораном «Мама Роза». Фрёлик уже жалел о своем порыве и готов был откусить себе язык. Он попробовал все исправить, спросив:
— Наверное, время у тебя поджимает?
Она охотно пошла ему навстречу:
— Да, я как раз собиралась навестить кое-кого в больнице — в больнице Акер.
Она не сказала, кого она собирается навестить. Фрёлику очень хотелось спросить, но он сдержался.
— Тогда, может, в другой раз?
— Да, наверное, — ответила она, вздрагивая. — Мы что-нибудь придумаем.
— Когда встретимся?
— Может, как-нибудь выпьем пивка после работы?
Он кивнул. «Как-нибудь» немного выбивало из равновесия. Кроме того, это ни к чему его не обязывало. С другой стороны, он пока и сам не мог предложить Анне ничего более конкретного.
Они зашагали по Акергата, прошли мимо редакций «Афтенпостен» и «Дагбладет». Фрёлик нес ее пакет. Шли они медленно.
— Больнее всего, когда кашляешь, — сказала Анна. — А смеяться ничего, не вредно… для спины.
Они прибавили шагу, увидев, как с Апотекергата выворачивает автобус. Последние метры до остановки пришлось пробежать.
— Осторожно! — предупредил он, когда она с трудом поднималась по ступенькам.
Анна таинственно улыбнулась.
Она уже была в автобусе, когда Фрёлик вдруг сообразил, что они так и не договорились, где и когда встретятся.
— Где? — прокричал он ей вслед.
Двери автобуса с грохотом захлопнулись. Оба расхохотались, посмотрев друг на друга через стеклянную дверь. Она что-то произнесла в ответ, показывая на себя и изображая, будто прижимает к уху телефон.
— Мне? — крикнул Фрёлик. — Мне тебе позвонить?
Но автобус уже уехал. Он кричал в пустоту.
Глава 33
МАННА НЕБЕСНАЯ
Гунарстранна заехал за Туве Гранос в половине восьмого. Он заранее решил, что не будет выходить из машины. По телефону он выразился вполне точно, сказав:
— Спускайся, когда увидишь на дорожке машину.
Туве снимала второй этаж в белом доме на Сетере в швейцарском стиле. Дом стоял посреди большого сада, полного старых яблонь, которые из-за неправильной и недостаточной обрезки напоминали кучи хвороста на шестах. Туве жаловалась, что яблоки маленькие и червивые. Гунарстранна прекрасно понимал, что на таких деревьях других яблок и быть не может. Вслух он, разумеется, ничего не сказал. Скажи он об этом, в конце концов ему пришлось бы самому подрезать деревья, на что у него не хватало ни сил, ни желания. Домом владела супружеская пара, разменявшая шестой десяток; из тех, кто ездит на экскурсии к шведской границе и совершает вечерние прогулки в одинаковых ярких спортивных костюмах.
— Жена вечно убегает и прячется, когда я возвращаюсь с работы, чтобы не пришлось со мной здороваться, — рассказывала Туве. — Да и я не горю желанием с ней общаться.
— Неужели нельзя просто поговорить?
— Мы разговариваем, когда они поднимают плату за квартиру, но деловые переговоры всегда ведет ее муженек. Он терпеть этого не может, но не смеет ей перечить. Когда он звонит ко мне в дверь, жена прячется под лестницей и начинает подсказывать ему, что говорить. Они без конца шепчутся и шипят — можно подумать, что где-то открыли бутылку с газировкой.
Какими бы эксцентричными ни были домовладельцы, Гунарстранна не испытывал никакого желания знакомиться с ними. Он был слишком стар, чтобы подниматься к квартире своей знакомой и звонить в ее дверь, как мальчишка. Правда, когда он остановился рядом с ее домом и задрал голову, то увидел, что Туве стоит у окна и машет ему рукой. Через три минуты она уже сидела в машине.
Спускаясь по извилистой улице Кунгсвейен, они любовались морем огней внизу. Большой город напоминал отражение звездного неба. Гунарстранна включил радио. С программой им повезло — видимо, продюсер любил тихую музыку. Когда они подъехали к многоэтажной автостоянке на Ибсена, Билли Холидей[7]
пела «Я люблю тебя, Порги». Правда, внутри радиосигнал не ловился — из динамика слышался только треск помех.Туве глубоко вздохнула и заметила:
— Кроме тебя, не знаю другого человека, у которого не было бы в машине кассетника или CD-проигрывателя.
Гунарстранна выключил старую магнитолу с переливающимися кнопками и ответил:
— Я купил ее в семьдесят втором… Если меняешь машину, совсем не обязательно менять и музыку.
Пока они шли к лифту мимо ряда припаркованных машин, Гунарстранна брюзжал: