Человек в высоком замке

— О, вы сама тактичность, — вздохнул Тагоми.

— Да нет же… Уверен, все присутствующие были настолько захвачены сообщением представителя МИДа, что на остальное внимания обратить не могли. Что касается того, что произошло после вашего ухода… Вы прослушали список возможных кандидатов на пост?

— Часть, ушел после Зейсс-Инкварта.

— Вот как… Так после этого докладчик начал рассказывать уже об экономическом положении Рейха. На Островах Родины полагают, что Рейх примется доводить население Европы и Северной Азии до положения славян. Занимаясь при этом выбраковкой всех интеллектуалов, буржуазных элементов, патриотически настроенной молодежи. По мнению Островов Родины, все это повлечет за собой экономическую катастрофу. Пока немцев спасали только внушительные достижения науки и промышленности. В технической сфере. «Чудо-оружие», так сказать.

— Мда, — пробормотал Тагоми. Присев на столешницу, он свободной рукой налил себе в пиалу чай. — Вроде их «Фау-1» и «Фау-2» во время войны. И реактивных истребителей.

— В этом, по правде, что-то от ловкости рук, — сказал собеседник. — Они же в основном держатся за счет атомной энергии. И еще на том, что отвлекают общественность своим космическим балаганом. Все эти полеты на Марс и Венеру, конечно, развлекают людей, вот только экономической целесообразности там нет никакой.

— Ну, все же это дело очень волнующее… — слабо возразил Тагоми.

— В целом же прогноз крайне мрачен. Высокопоставленные наци не собираются и думать о надвигающемся экономическом крахе. Вместо этого они вовлекают себя во все большее количество новых авантюр, связанных с демонстрацией грубой силы, со все меньшей предсказуемостью последствий. Общая стабильность резко падает. Логика происходящего в Германии известна: сначала — маниакальный энтузиазм, затем — тяжелая депрессия, после чего возникают решения партии, уже совершенно отчаянного характера. В такой ситуации на вершину власти с наибольшим успехом может претендовать как раз наиболее безрассудный кандидат.

Мистер Тагоми кивнул.

— Так что готовиться следует к самому худшему. Более сдержанные и ответственные кандидаты падут в этой борьбе за власть.

— Кто же, по его мнению, худший? — осведомился Тагоми.

— Гейдрих. Зейсс-Инкварт. Геринг. Так считает Имперское правительство.

— А лучшие?

— Ширах и, возможно, доктор Геббельс. Впрочем, что касается второго, это под сомнением.

— Что он сказал еще?

— То, что мы еще больше должны сплотиться и, как никогда, верить в Императора и Кабинет. Что мы можем обращать исполненные надежды и уверенные мысли в сторону Дворца.

— Что же, а минута молчания тоже была? — Да.

Мистер Тагоми поблагодарил коллегу, распрощался и положил трубку.

Пока он сидел и пил чай, зажужжал интерком.

— Сэр, вы собирались отправить соболезнование в Германское посольство? — напомнил ему голос мисс Эйфрикян. — Вы не хотите его продиктовать?

«Ах да… — вздохнул Тагоми. — Я и забыл совсем».

— Заходите, — сказал он в микрофон.

Вскоре секретарша, обворожительно улыбаясь, появилась в кабинете.

— Вам уже лучше?

— Да. Инъекция витаминов помогла. — Тагоми задумался. — Напомните, как зовут консула.

— Я уже написала. Барон Гуго Рейс.

— Майн херр, — приступил Тагоми. — Получено ошеломляющее сообщение о смерти вашего вождя. Герр Мартин Борман скончался. Слезы льются из моих глаз в тот момент, когда я пишу это послание. Стоит мне лишь воскресить в памяти деяния, совершенные герром Борманом на благо германского народа, стоит мне лишь вспомнить о том, что совершил герр Борман ради спасения своего народа, о его борьбе с врагами Германии, о потрясающих своей непреклонностью действиях, направленных против малодушных предателей, пожелавших лишить человечество счастья покорения космоса, в недра которого ныне устремились светловолосые и голубоглазые представители нордической расы с тем, чтобы… — Он запнулся, не зная, как закончить фразу.

Мисс Эйфрикян выключила диктофон и застыла в ожидании.

— Великие времена, — вздохнул Тагоми.

— Это записать, сэр? — осведомилась секретарша, раздумывая, включать ли аппаратик.

— Нет, это я вам, — хмыкнул Тагоми.

Она улыбнулась.

— Прокрутите, пожалуйста, что я там наболтал, — попросил он.

Магнитофончик зажужжал. Лента перемоталась, секретарша включила воспроизведение. Зазвучала речь. Скрипучий и металлический голос из двухдюймового динамика.

— «…деяния, совершенные герром Борманом на благо…» — Пока Тагоми слушал весь текст, ему казалось, что внутри коробочки скребется и пытается выбраться наружу какое-то насекомое.

— У меня есть концовка, — произнес он, — пишите. Итак… чтобы исполненными решимости бороться и принести себя в жертву ради приобретения такого места в истории, из которого ничто не сможет их изъять — что бы ни случилось с самим миром. Все мы просто какие-то насекомые, — сказал он, вздохнув, мисс Эйфрикян. — Карабкаемся, ползем навстречу чему-то волшебному, божественному. Вам так не кажется?

Он поклонился. Мисс Эйфрикян встала и, не выпуская диктофона из рук, поклонилась в ответ.