Человек в высоком замке

Сердце, словно триграмма «Ли», обозначающая солнце: сжимаемая двумя темными линиями страданий, прерывистая линия в середке — линия сияния, трепета, ясности. «Мне он понравился, — сказал Тагоми сам себе. — Швед он или немец. Надеюсь, заракаин ему помог. Надо будет его сразу об этом спросить».

Зажужжал интерком.

— Нет, — ответил в микрофон мистер Тагоми. — Не сейчас. Момент внутренней истины. Время для интроверсии.

— Сэр, новости пресс-службы, — произнес все же мистер Рэймси. — Умер рейхсканцлер Мартин Борман.

Голос Рэймси пропал. Тишина.

«С чего начать? — тут же принялся планировать Тагоми. — Отменить все деловые встречи, назначенные на сегодня». Он поднялся с места и зашагал взад-вперед по помещению. Что еще? Немедленно направить официальное соболезнование консулу Рейха. Ну, это не очень важно, с соболезнованием справятся и подчиненные. В сей скорбный час вся Япония присоединяется к народу Германии… Что еще? Необходимо быть внимательными, чтобы не пропустить никакого сообщения из Японии.

Нажав кнопку интеркома, он сказал:

— Мистер Рэймси, поддерживайте постоянный канал с Токио. Скажите девушкам с коммутатора, чтобы они были внимательны как никогда. Мы не должны ничего пропустить.

— Да, сэр, — ответил Рэймси.

— Я у себя. Весь сегодняшний распорядок отменяется. Никаких запланированных визитов.

— Сэр?

— Я должен быть совершенно свободен, учитывая возможность непредвиденных обстоятельств.

— Да, сэр.

Мистер Тагоми оказался прав — уже через полчаса пришло сообщение от Верховного представителя Имперского правительства на Западном Побережье, посла Японии в Тихоокеанских Штатах Америки, достопочтенного барона J1. В. Калемакуле. Министерство иностранных дел созвало экстренное совещание в помещении посольства на Саттер-стрит, на которое должен был прибыть представитель от каждой Промышленной Миссии. В данном случае имелся в виду сам мистер Тагоми.

Времени на переодевание не было. Мистер Тагоми кинулся к скоростному лифту, спустился вниз и через минуту уже направлялся в лимузине на встречу. В черном «кадиллаке» выпуска 1940 годэ шофером был опытный китаец, одетый в униформу Миссий.

Около посольства уже виднелись машины представителей остальных Миссий, всего около двенадцати. Высокопоставленные господа, часть из которых Тагоми знал, а некоторых видел впервые, направлялись в здание. Шофер открыл дверь, Тагоми выскочил из машины, не забыв прихватить с собой портфель — пустой, разумеется: сюда не нужно было везти никаких бумаг, но выглядеть следовало солидно, не случайно забредшим соглядатаем. Взойдя по ступенькам с видом, подчеркивающим серьезность происходящего, — хотя в чем тут дело, Тагоми не догадывался, — он оказался в вестибюле.

Там уже группами собрались официальные представители, они переговаривались между собой, что-то обсуждали. Тагоми присоединился к знакомым ему людям, слушал их речи, кивал, вздыхал — словом, выглядел, как сама солидность.

Вскоре появился служащий посольства, пригласивший собравшихся в большой зал. Все расселись на стульях с откидными сиденьями, наступила тишина, нарушаемая лишь покашливаниями и скрипом стульев.

К столу на небольшом возвышении в конце зала подошел человек со стопкой бумаг. В полосатых штанах, кажется — представитель Министерства иностранных дел.

По залу пронесся шумок, сидевшие рядом, наклоняя головы друг к другу, успели обменяться предположениями.

— Господа, — начал представитель министерства звучным, хорошо поставленным голосом. — Как вы уже знаете, сегодня получено сообщение о смерти рейхсканцлера. Официальное сообщение из Берлина. Наше совещание — которое продлится недолго, так что вскоре вы сможете вернуться к своим делам — ставит своей целью проинформировать вас о наших прогнозах касательно дальнейшего хода событий в Германии. Проинформировать вас о некоторых соперничающих группировках, которые в настоящий момент определяют политическую ситуацию в Германии и активно соперничают в деле занятия места, оставленного герром Борманом.