— Демобилизован, — принялась Джулиана за биографическую справку на задней стороне обложки. — Во время Второй мировой войны служил в Морской пехоте США. Был ранен в Англии, когда вступил в единоборство с германским танком «Тигр». Сержант. Ходят слухи, что свою резиденцию превратил в неприступный замок, установив вокруг здания автоматически стреляющие винтовки. — Она положила книгу на стол и добавила: — Тут об этом не говорится, но я слышала, будто он что-то вроде параноика — у него вокруг дома все оплетено колючей проволокой, и сам дом находится в горах. Туда и добраться невозможно.
— Может, ему так себя вести и надо, — хмыкнул Джо. — После того как эту книжку написал. Немецкие шишки, поди, под потолок подпрыгивали, когда ее читали.
— Он там и раньше жил, пока книгу писал, — добавила Джулиана, заглядывая в текст. — Его дом так и называется — «Неприступный замок».
— Да, похоже, им до него не добраться, — согласился Джо, дожевывая наконец завтрак. — Настороже. Хитрый.
— Похоже, чтобы написать книгу, ему пришлось набраться смелости, — задумчиво произнесла Джулиана. — Ведь если бы войну проиграла «Ось», то он мог бы писать, как и прежде, — о чем только вздумается. Америка была одной страной, у нее были нормальные законы, одни для всех…
Странно, но он кивнул.
— Не понимаю я тебя. — Она пожала плечами. — Во что ты все-таки веришь? То этих мясников защищаешь, которые евреев резали, а теперь вот… — Она в отчаянии подошла к нему и крепко схватила руками за уши. В изумлении, скривившись от боли, он мог только беспомощно моргать, пока Джулиана подняла его с места и поставила перед собой.
Они стояли лицом друг к другу, слишком запыхавшиеся, чтобы говорить.
— Дай же мне, наконец, доесть, — произнес Джо.
— Ты не ответишь? Не хочешь говорить? Собираешься лопать завтрак, и все? Ты же понимаешь, про что я тебя спрашиваю, а делаешь вид, что нет. — Она наконец отпустила его уши. Теперь они просто полыхали.
— Разговоры — пустое дело, — буркнул Джо. — Никакого в них смысла нет. То же самое радио, как ты сказала. Знаешь, как коричневорубашечники называли тех, кто слишком любит философствовать?
— Ну, если ты так и ко мне относишься, то почему не уходишь? Зачем остался?
Лицо его приняло какое-то загадочное выражение, и это охладило ее пыл.
«Лучше бы я не дала ему увязаться за собой, — подумала Джулиана. — Теперь вот уже и поздно, не отвязаться мне от него, слишком сильный».
— Да в чем дело? — Он протянул руки, взял ее за подбородок, погладил по шее, запустил руки под рубашку и притянул к себе за плечи. — Что за настроение? У тебя проблемы? Проконсультирую бесплатно.
— Тебя еще, чего доброго, сочтут еврейским психоаналитиком, — слабо улыбнулась она. — В газовую камеру загреметь хочешь?
— Ты боишься мужчин. Правда?
— Не знаю.
— Так бы вчера вечером и сказала. Ведь только потому, что я тебя… — Он оборвал предложение, выбирая, видимо, слова получше. — Ну, только потому, что я дал себе труд подумать о том, чего ты хочешь…
— Просто потому, что слишком часто укладывался в постель с первыми попавшимися девицами.
— Но что это меняет? Послушай, Джулиана, я тебя не обижу. Никогда. Памятью матери клянусь. Я буду внимателен к тебе, если понадобится мой опыт — бери. Ты избавишься от своей неврастении, успокоишься, станешь на себя похожей. Все нормально, просто раньше тебе не везло.
Джулиана кивнула, немного придя в себя. Но все равно продолжала ощущать тоску и холод и никак не могла понять, откуда они исходят.
В первой половине дня мистер Тагоми улучил момент, чтобы остаться наедине со своими мыслями. Находился он в кабинете в небоскребе «Ниппон таймс».
Еще до того, как отправиться утром в офис, он получил сообщение от Ито — касательно мистера Бэйнса. Молодой студент не сомневался в том, что тот, мистер Бэйнс, никакой не швед. Скорее всего — немец.
Впрочем, способности Ито к языкам никогда не производили особенного впечатления ни на Промышленные Миссии, ни на
Как бы там ни было, вскоре начнется совещание с мистером Бэйнсом и неким пожилым господином с Островов Родины. И совершенно неважно, какой именно национальности мистер Бэйнс. Тагоми он понравился. «Наверное, — думал он, — в этом и состоит главный талант лиц, поставленных над другими людьми». К таковым, разумеется, он относил и себя. Вот какой талант — вовремя распознать хорошего человека, когда его встречаешь. Обладать интуицией во всем, что касается людей. Отставлять церемонии в сторону и сразу переходить к сути. Брать ситуацию за жабры. Чувствовать происходящее сердцем.