«…Да и были ли в самом деле все эти прогулки по улицам, чей покой нарушают лишь тихо проскальзывающие мимо автомобили, существовали разве когда-либо воскресные гуляния в утреннем Тиргартене? Было ли все это? Когда, в какой жизни? Мороженое… Кажется, можно вспомнить, ощутить на губах его вкус, вот только существовало ли оно когда-нибудь на свете? Сейчас они варят суп из крапивы и вполне довольны этим. „О господи! — закричал он. — Да остановятся они, наконец?“ Колонна громадных английских танков нескончаемо тянулась перед ним. И вот еще одно здание — многоквартирный дом это был или магазин, или офис? — рухнуло, превратилось в груду обломков. Там, под ними, погребены новые жертвы, обретшие покой даже без предсмертного крика. Смерть стелется повсюду, висит над живыми, ранеными, мертвыми, уже разложившимися телами. Весь Берлин превратился в смердящий труп, башенки с выбитыми окнами, словно с вытекшими очами, рассыпаются в прах, исчезают, не попрощавшись, — вот как это только что рухнувшее здание, некогда с тщанием и гордостью воздвигнутое людьми.
„Руки, руки, — понял мальчик, — на них серый налет, пленка. Руки покрыты смертью: пылью раскрошившихся зданий, прахом мертвецов“. Он знал, что теперь смешалось все. Попытался оттереть грязь. Об этом он думал не слишком, его занимали другие мысли — если, конечно, мысли вообще возможны среди скрежета, грохота и воя бомб. Голод. Вот уже шесть дней, как он не ел ничего, кроме крапивы, а теперь кончилась и крапива. Пустырь, поросший сорняками, не существовал более: на его месте зияла гигантская воронка. К ее краю подошли и другие. Неясные, изможденные фигуры невесть откуда взявшихся людей. Постояли у края и исчезли. Женщина в повязанном по-старушечьи платке, седая, с пустой корзинкой в руке. Однорукий мужчина, глаза которого пусты, как эта корзина. Девушка. Растаяли за стволами поваленных деревьев, среди которых прятался Эрик.
А железная змея все ползла вперед…
„Да кончатся ли они когда-нибудь, — простонал мальчик, обращаясь неизвестно к кому. — И если да, то когда? Им же надо набить свое брюхо, этим…“»
— Барон, — донесся до консула голос секретаря. — Извините, что прервал вас. Всего одно слово.
— Конечно. — Рейс торопливо вскочил и захлопнул книгу.
«Как же это люди могут так писать? — подумал он. — Он совершенно захватил меня. Ощущение полной реальности. Берлин пал, и в него входят английские танки… Все так, словно происходило на самом деле. Ужас…» Его передернуло.
Насколько все же невероятна сила вымысла, пусть даже потраченная на то, чтобы произвести впечатление на публику. Не удивительно, что эту книгу запретили на территории Рейха. «Я сам первым запретил бы ее, — подумал консул. — Жаль, что я вообще ее открыл. Но теперь делать нечего — надо дочитать до конца».
— Пришли моряки с германского судна, — сообщил секретарь. — Им надо у вас отметиться.