— Просто сегодня он тебя нарисовал. Мы сделали воздушного змея, и он нарисовал тебя — отца и свою мать. Я сказала ему, что, возможно, вы втроем сможете полетать на воздушном змее в ближайшее время.
— Закари боится меня, — заявил я, и в моем голосе прозвучала резкая боль.
Она не колебалась ни секунды.
— Мне так не кажется. На самом деле, он сказал... он сказал, что он... — она замолчала.
— Что он сказал? — Спросил я, даже мне самому было слышно с каким отчаянием и нетерпением прозвучал мой голос.
— Что ты часто улыбаешься. Он нарисовал тебя с широкой улыбкой, и сказал, что давно тебя не видел.
— У меня обезображена половина моего лица. Неужели он нарисовал меня в таком виде? — С горечью спросил я.
Я услышал, как она резко вздохнула.
— Нет, — ответила она. — Он нарисовал тебя в маске, а поверх нее нарисовал улыбку. Ты его отец, и он любит тебя.
Помнится, я плакал всего один раз во взрослой жизни. Однажды ночью, когда я больше не хотел бороться. Когда боль была настолько сильной и конец моей жизни казался мне таким бессмысленным. В ту единственную ночь в темной яме своего отчаяния, я подумывал покончить со всем этим, но именно моя любовь к Закари не дала мне тогда завершить свою жизнь. Несмотря на всю боль, которую я испытывал постоянно, остановил меня он. Услышав ее слова, я почувствовал, как по лицу скатилась одинокая слеза. Я поднял руку и дотронулся до нее. Только он мог заставить меня заплакать.
— Скажи ему при случае, что я тоже его люблю, — сказал я и повесил трубку.
18
Шарлотта
https://www.youtube.com/watch?v=lcOxhH8N3Bo
Он повесил трубку, а я все стояла, уставившись на замолчавший интерком. Одному Богу известно, сколько я так простояла, прислонившись к стене.
Я чувствовала, как до жути сдавливало грудь, прокручивая наш разговор в голове. Поначалу я стала прокручивать разговор, чтобы понять, не переступила ли черту, но по мере того, как я снова и снова вспоминала его ответы, тревога стала угасать, я ощущала только сильное и неумолимое желание оказаться рядом с ним. Обнять его. Дотронуться. Успокоить.
Я посмотрела на его окно. Там горел свет, но шторы плотно были задернуты. Я закрыла глаза и попыталась представить себе мужчину, которого увидела на фотографии, с обезображенной половиной лица, но не смогла.
Почему у него сложилось впечатление, что Закари его боится?
Закари сегодня вел себя совсем не так, как обычно. Если бы он его боялся, то ребенок бы не нарисовал своего отца, уж точно не нарисовал бы его, держась за руку. Нахмурилась, вспомнив, как Закари действительно упоминал, что его отец заставляет его плакать. Неужели его шрамы действительно так ужасны? Я не видела его, но у меня появилось такое ощущение, что я сейчас задохнусь. Я чуть не выпрыгнула из своей кожи, когда раздался тихий стук в мою дверь.
Вот черт.
Я побежала открывать Барнаби дверь. Он был одет так же, как и всегда. Ни один волосок не выбился из его прически.
— Одну минуту, пожалуйста, — сказала я и побежала обратно.
Он не стал входить ко мне в комнату, вежливо решил подождать снаружи, пока я рыскала в поисках своей запасной флешки и быстро копировала на нее фотографии.
— Вот, пожалуйста, — сказала я, кладя ее на маленькое серебряное блюдо, которое он протянул мне. Это напоминало мне сцену из другого века, отчего я улыбнулась.
— Спокойной ночи, мисс Конрад, — сказал он, кивнув. Затем исчез, его шаги ровно и тихо стучали по коридору, пока он не скрылся в темноте.
Я закрыла дверь и приготовилась ложиться спать. Забравшись в постель, попыталась уснуть, но сон не приходил.
— Бессонница …
Он сказал, что его мучает бессонница. Мне же обычно было достаточно только дойти до кровати и положить голову на подушку, и мои веки начинали сами собой слипаться. Но сегодня беспокойные мысли не давали мне заснуть. Я ударила кулаком по подушке и легла на живот. Нет. Я снова повернулась и уставилась в потолок. Мне стало интересно, спит ли он сейчас. Я повернулась на бок и стала ждать, когда же наконец усну. Но и это не сработало. Я встала с кровати и подошла к окну.
В его окне сквозь закрытые занавески все еще горел свет.
Я вздохнула и вернулась в постель. Включив ночник, попыталась читать, но была слишком рассеяна, чтобы сосредоточиться. Я опять подошла к окну. Теперь я злилась на саму себя. Потому что с моей стороны это было совершенно глупо, я вела себя как полная идиотка. Если бы моя мать узнала, что я делаю, она бы осудила меня. Боже, мой отец перевернулся бы в гробу, если бы видел меня сейчас.
— Он женатый мужчина. Перестань желать его, — произнесла я вслух.
«Он женат только на словах», — тут же поправил меня внутренний голос.
— Ну, он все же женат.
«Он очень несчастен. Ужасно несчастен. И она его не заслуживает».