Читаем Человек внутри полностью

Человек внутри

«Человек внутри» (1925) — первый опубликованный роман еще очень молодого Грэма Грина — сразу стал пользоваться «необъяснимым», по определению самого писателя, читательским успехом. Это история любви, дружбы, предательства и искупления, рассказанная с тонкой, пронзительной лиричностью.

Анна Богдановна Шулятицкая , Грэм Грин

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза18+

Грэм Грин

Человек внутри

Предисловие автора

«Человек внутри» — первый мой роман, увидевший свет. До него я написал уже два романа и очень благодарен издательству Хайман, вернувшему мне обе рукописи. Я начал этот роман в 1926 году, когда мне не было еще и двадцати двух, а в 1929-м он вышел в свет и стал пользоваться необъяснимым успехом, так что теперь ему столько же лет, сколько было его автору. На днях я попытался подправить его для этого издания, но, когда мой печальный и безнадежный труд был закончен, оказалось, что история по-прежнему возмутительно романтична, стиль вторичен, а убрал я единственное достоинство своего романа — его молодость. Так что при переиздании я намеренно не изменил ни единой запятой. Зачем же тогда переиздавать? Я не могу придумать никакого оправдания, но, может быть, автору позволителен один сентиментальный жест по отношению к его собственному прошлому, времени честолюбивых стремлений и надежд?

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

1

Он взобрался на вершину холма с последними лучами солнца и готов был заплакать от радости, увидев внизу лес. Ему до смерти хотелось броситься на короткую щетинистую траву и вглядываться в его глубокую покойную тень, которую он едва надеялся увидеть. Только так он мог унять колотье в боку, которое росло с каждым новым толчком, пока он, спотыкаясь, спускался с холма.

Он спустился пониже, и холодный ветер с моря, с которым он боролся последние полчаса, сменился теплым дуновением. Лес казался дверью, хлопающей на огромных петлях, его силуэт приближался, и трава под ногами из желтой становилась зеленой, затем пурпурной и, наконец, темно-серой. Наступила ночь.

Вдруг в дюжине ярдов перед собой он увидел изгородь. Несмотря на усталость, он уловил запах мокрых после дождя листьев прошлогодней ежевики. На миг запах подарил ему блаженство, но затем от него осталась лишь тоска по времени, когда он сможет здесь отдохнуть. Чем ближе он подбирался к изгороди, тем выше становилась трава, а немного погодя на ноги стала налипать мокрая земля и он понял, что стоит на тропе. Он определил это скорее ногами, чем головой. Он брел то по самой грязи посреди дороги, то по траве справа, то с другой стороны, прижимаясь к живой изгороди. В его голове смешались запахи и звуки: далекий шум моря, памятное шуршание гальки, запах мокрых листьев и земли под ногами, соленый ветер, который остался позади на вершине холма, голоса, воображаемые шаги. Все это перемежалось, как обрывки головоломки, и он уже наполовину забыл о них от усталости и страха.

Страх, засевший у него в мозгу, подсказывал ему, что дороги опасны. Он прошептал это вслух: «Опасны, опасны», а затем, решив, что голос, должно быть, принадлежит кому-то другому, идущему за ним по тропе, в панике стал пробираться сквозь живую изгородь. Ветки ежевики загораживали ему путь, старались ласками удержать его, застенчиво и нежно цеплялись шипами за одежду, как пальцы проститутки в переполненном баре. Он не обращал внимания и стремительно продвигался вперед. Пальцы рассердились и разодрали ему лицо короткими, острыми ногтями. «Да кто ты такой? Кто ты вообще такой? Хорош, нечего сказать». Он слышал голос, резкий и бранчливый. У нее было хорошенькое личико и белая кожа. «В следующий раз», — сказал он, он торопился. Ему нужно было бежать из города. Последние ветки обломились, и ночь под деревьями стала еще черней. Внезапно с полдюжины звезд проглянуло сквозь лиственный узор. Он наткнулся на дерево и на минуту прислонился к нему, давая ногам отдохнуть. Освободившись частично от тяжести тела, они, казалось, заболели еще сильней. Он попытался собраться с мыслями и точно вспомнить, где он находится — больше не в Шорхэме, а в лесу. За ним погоня? Он прислушивался, жадно впитывая тишину, и был вознагражден. А была ли вообще погоня? Он видел Карлиона в баре Сассекс-Пэд, но только в зеркале за спиной проститутки. Карлион стоял к нему боком и заказывал выпивку. Если только Карлион не видел, как он уходил, то он в безопасности. Какой же он дурак, что удрал так внезапно. Надо было выйти спокойно, прихватив с собой девчонку. Дурак, дурак, дурак, дурак… слово застряло у него в мозгу и повторялось механически и сонно. Он закрыл глаза, затем вздрогнул и открыл их, услышав, как у него под ногой хрустнула ветка. Спал бы сейчас в удобной постели, которая казалась бы еще удобнее от того, что было с кем ее делить. Она была миленькая, с хорошей кожей. Он не предполагал, что заснет. Через пару минут он проснулся от холода. Ему снилось, что он снова в баре, смотрит в зеркало на Карлиона и во сне лицо того начинает поворачиваться. Но был ли это только сон? Он не мог оставаться на месте и снова побежал, спотыкаясь о корни деревьев.

Перейти на страницу:

Все книги серии Библиотека первого перевода

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза