Пропустив Дима вперед, вся компания проследовала за ним, и ребята оказались у замшелого каменного сарая.
Там было пусто, исключая прянувших в стороны двух кошек. Место, как говорится, располагало, и все остановились.
– Ну, «докторенок», заказывай гроб, – шмыгнул носом Тарзан, после чего, втянув голову в плечи и сжав кулаки, принял бойцовскую стойку.
Дим молча поставил бидон у двери сарая, затем подошел к сопернику вплотную и сделал то же самое.
– Щас Тарзан ему даст, – утер соплю самый мелкий из пацанов, а остальные четверо окружили пару.
В следующий миг та закружилась в вихре ударов, и через минуту все кончилось.
Тяжело дыша, Дим утирал ладонью разбитую губу, Тарзан валялся на траве, раскинув руки.
– Как он его… – протянул кто-то из ребят, а остальные принялись поднимать вожака и приводить в чувство.
– Это называется апперкот, – просипел Дим. – Кто следующий?
Желающих больше не нашлось, но зарядьевцы обещали поквитаться, после чего высокие стороны расстались.
– М-да, хорошее дело бокс, – размышлял Дим, выйдя из прохода и направляясь в сторону дома. Начиная с зимы, после уроков он регулярно посещал его секцию в спортивном обществе, бодро именуемом «Динамо». Там в числе еще нескольких десятков мальчишек Дим качал мышцы, молотил «грушу», учился нападать и защищаться в спаррингах.
– С тебя оголец, может выйти толк, – как-то сказал ему пожилой тренер. – Ты прямо создан для боя.
Войдя в гулкую прохладу подъезда, Дим поднялся по широкой с чугунными перилами лестнице на четвертый этаж и нажал черную кнопку на двустворчатой высокой двери.
За ней тихо звякнул запор, и левая половина отворилась.
– Димочка! – всплеснула руками возникшая на пороге старушка в пенсне. – Да ты никак опять дрался?
– Немного, – улыбнулся внук. – Вот керосин (в бидоне булькнуло), куда поставить?
– Отнеси в кладовку и сейчас же приведи себя в порядок, – покачала головою бабушка.
На звуки разговора из анфилады комнат появился высокий сухощавый старик с бородкой – это был Димкин дед – и хитро уставился на мальчишку.
– За что на этот раз, позвольте спросить? – поинтересовался он, подойдя ближе.
– За справедливость, деда, – последовал ответ, после чего старик сказал «ну-ну», а Дим, сняв ботинки, направился в сторону кухни.
Проживавшая в квартире семья была небольшой и заслуживала внимания.
Уже известный читателю дедушка по материнской линии Михаил Николаевич Вавилов происходил из дворян, до революции служил податным инспектором и читал математику в Варшавском университете. Теперь он занимал высокую должность в наркомфине, но диктатуру пролетариата откровенно не одобрял и придерживался монархических убеждений.
За это бывшего надворного советника периодически вызывали на Лубянку и настоятельно рекомендовали поменять взгляды. А еще каждый раз интересовались, почему он не ушел за кордон с белыми как его брат – полковник Генерального штаба.
В ответ Михаил Николаевич сокрушенно вздыхал и неизменно отвечал:
– Я русский. И люблю Россию.
Карающий меч революции тогда еще разил не в полную силу (новая власть весьма нуждалась в специалистах из «чуждого класса»), и Вавилова с миром отпускали.
Более того, в знак лояльности ему оставили неразграбленную просторную квартиру, а заодно царские ордена: Святослава и Святой Анны.
В отличие от деда, бабушка – Александра Федоровна – была из мещан, являлась опорой домашнего очага и его верной подругой. В голодные 20-е, она снесла в Торгсин мужнины ордена, а заодно свое золотое кольцо с серьгами и брошь, чем спасла семью от неминуемой смерти.
Но самой интересной в семье была одна из их трех дочерей и мама Дима – Мария Михайловна.
В юности она закончила медицинские курсы и сразу же добровольцем ушла на войну, Империалистическую. А в 1914-м на Румынском фронте молоденькая сестра милосердия стала кавалером Георгиевской медали «За храбрость» 4-й степени. Награду ей вручил лично Великий Князь Константин Николаевич.
Над позициями своих войск он увидел в небе обстреливаемый противником воздушный шар, откуда разведчики хладнокровно и точно корректировали огонь русской артиллерии. Каково же было удивление царственной особы, когда на месте приземления среди мужчин обнаружилась хрупкая девушка с медицинской сумкой. Барышня назвалась мадмуазель Вавиловой и пояснила, что упросила господ офицеров взять ее с собой на задание.
– Однако! – разгладил усы князь, любуюсь миловидной девицей. – Вы достойны награды.
В отличие от родителей, дяди и сестер, Маруся восприняла революцию всем сердцем и, вернувшись с одной войны, отправилась на вторую, теперь уже на Гражданскую. Ее она прошла с начала до конца медработником в 1-й Конной и знала самого командарма Буденного. Там же познакомилась со своим мужем, комэском Дмитрием Вонлярским, после безвременной кончины которого перенесла всю свою нерастраченную любовь на единственного сына. При всем этом, иногда балуя, Мария Михайловна держала ребенка в строгости, закаляя по утрам холодной водой, а зимой обтирая снегом. У такой лихой мамы сын не мог быть трусом.