Всеволод при любой возможности ее нагибал. Запрет, бывало, кабинет, переложит ее через стол и долбит, долбит… И плевать ему на то, что ей противно и очень больно – больно так, что потом еще несколько дней в туалет не сходить. Главное, что ему это доставляло жуткое удовольствие. А она потом сидит у себя за столом и втихаря листочками слезы подтирает. Не то что пожаловаться, даже рассказать никому нельзя – тут же с работы вылетишь. А то еще и чего хуже. Как Всеволод однажды ей по пьяни сказал: «Только пикни! Я на тебя такое спишу! Ты у меня за всю жизнь не отсидишь…» Это потом, уже много позже, Зоя поняла, что директор ее просто запугивал, не вышло бы у него ничего – какая у секретарши может быть материальная ответственность? Но тогда она была молоденькая дурочка, верила ему и боялась. И все еще надеялась, что как-нибудь Всеволод все же поможет ей и Илюше. Но с каждым годом ее надежды таяли, как дым. Директор и не собирался что-либо делать для Зои, он, скорее всего, и за человека-то ее не считал.
Будь Зоя ценным сотрудником или привлекательной девушкой, Всеволод, наверное, вел бы себя с ней иначе. Но тут он понимал – уйти ей от него некуда, никому она не нужна ни как работник, ни как женщина. Делать ничего не умеет, собой совсем не хороша – ширококостная, приземистая, фигура кубышкой, лицо самое заурядное. На такую никто не позарится. А тогда чего, спрашивается, с ней деликатничать?
Только потом уже, с годами, Зоя поняла, почему Всеволод так вел себя с ней – вымещал на своей секретарше все то зло и обиды, которые копились в нем самом. Тиран и гроза подчиненных на работе, дома он был типичным подкаблучником. Жена и особенно теща, дочь и супруга городского партийного босса, держали его в ежовых рукавицах. Только благодаря родителям жены Всеволоду, который сам как человек ровным счетом ничего собой не представлял, удалось сделать карьеру и стать директором фабрики. Дома его ни во что не ставили, помыкали им – а он приходил на работу и отыгрывался на безропотной Зое.
Конечно, он ни за что бы сам себе не признался, насколько они, директор и его секретарша, похожи – можно сказать, родственные души, товарищи по несчастью, жертвы бездушной судьбы. Ему доставляло удовольствие видеть Зоину затравленность – так же как он чувствовал свою собственную. Но в отличие от Зои Всеволод получал хорошую компенсацию за унижения, которые ему приходилось терпеть дома. Зоя же не имела ничего, кроме слез, бессонных ночей и постоянного, до тошноты, чувства омерзения по утрам от мысли, что она пойдет на работу и снова увидит начальника, а он снова будет над ней издеваться.
Пока работала на фабрике, Зоя ни разу никому не рассказала о том, что происходит между ней и начальником. Стыдно было признаться, что ей приходится такое сносить, да и знала – помочь ей некому. В лучшем случае общественное мнение испачкает ее гадливой жалостью, в худшем – заклеймит презрением. Ей бы найти мужа, защитника – ведь тогда она была еще молода, и, возможно, какой-нибудь не особенно требовательный парень из фабричных был бы рад даже видеть такую смирную и работящую девку женой, хозяйкой в своем доме, матерью его детей. Но грубость Всеволода разрушительно сказалась на ее женской природе. После всей боли и унижений, которые Зое приходилось терпеть чуть ли не ежедневно, ее тело противилось самой мысли о возможности близости с мужчиной. Запуганная, зажатая, Зоя смирялась с необходимостью принимать натиск Всеволода, но добровольно желать кого-то еще – это словно добровольно желать пыток. Не тех сладеньких пыток, вожделеемых мазохистом, – боли, меру которой можно контролировать, боли, причиняемой чутким партнером, не боли даже, а острых ощущений, которые доставляет звериная страсть с ее хищной, агрессивной нежностью… Для Зои тогда секс представлялся совсем иной пыткой, чем-то вроде того ужаса, что терпели узники в застенках гестапо.
Надо ли говорить, что униженное, забитое положение Зои повлияло и на ее отношение к людям. Она более или менее научилась скрывать свои чувства, но в глубине души ненавидела всех женщин, выглядевших мало-мальски счастливее ее, и отчаянно завидовала им. Мужчин она тоже ненавидела, но по другим причинам – в каждом из них ей виделся явный или скрытый насильник. Даже самые маленькие из них, которые возились в песочнице или смотрели из колясок глупыми глазенками, представлялись ей потенциальными агрессорами. И пусть сейчас они выглядели безобидно, но это обманчивое чувство. Отцы, братья, товарищи в школе и во дворе, армия, работа – все мужское общество позже воспитает их «как надо», приучит тиранить женщин, использовать их как им заблагорассудится.
Только один мужчина на земле не был включен в этот список. Одна-единственная радость в жизни Зои – брат, кровиночка. Илью она любила, да и как было не любить? Она его вынянчила, вырастила, столько сил вложила, пока он не подрос. Как она старалась дать ему все необходимое, чтоб чувствовал себя не хуже других…