Человек, заставлявший мужей ревновать. Книга 1

Пригибаясь, чтобы не удариться седой головой о низкие потолки, Раннальдини увлек Флору за собой по бесконечным коридорам и комнатам, обшитым темными панелями. Иногда в полумраке скалились белые или желтоватые зубы громоздких пианино. Раннальдини показывал древние ковры, триптихи времен Тюдоров и фамильные портреты. Большой холл был украшен красно-золотыми фресками, изображающими трубачей, арфистов и скрипачей, а перед огромным органом помещался бюст самого Раннальдини.

– Здесь что-то не так, – лукаво сказала Флора. – Разве ваше место не за органом?

Проигнорировав это, Раннальдини увлек ее вверх по каменной лестнице. Там сквозь витраж с изображением Святой Сесилии солнечный свет проливался еще на один орган.

– «Появится Сесилия и благословит всех музыкантов», – пробормотала Флора. – Барн Джонс?

– Копия, – ответил Раннальдини. – Оригинал в Оксфорде.

Поднявшись на чердак и перешагнув через крылья ангелов и разбитые чаши монахов, Раннальдини показал канат, опускающийся вниз через паз в толстой каменной стене.

– Что это? – спросила Флора.

– Канат колокола наказаний, – нежно сказал Раннальдини. – Аббат звонил в него из своего кабинета каждую пятницу после вечерни, призывая монахов вернуться в кельи и заняться самоистязанием на протяжении miserjcordia. Это продолжалось до тех пор, пока не появился отец Доминик и не привязал канат, положив традиции конец.

– Какой толстый, – Флора дотронулась до него с содроганием.

В окне она видела долину, белую от свечек каштанов, и зеленые поля, пересеченные полосками лютиковых посевов и усеянные рыже-белыми коровами, – все, что могла видеть и средневековая мадонна. На чердаке было очень холодно и слышалось, как в отдаленной комнате Наташа сердито отбарабанивала «Ноктюрн» Шопена.

– Я думаю, вы используете колокол наказаний для Китти, – вырвалось у Флоры.

– Только когда она этого заслуживает, – сердито проговорил Раннальдини.

Флора задрожала, но вовсе не от страха:

– Мама говорит, что Китти боится привидений.

– Малый из Парадайза, – с нежностью пробормотал Раннальдини. – Онбыл очень красивым мальчиком, новичок здесь. Очаровательный и далеко не уверенный в своем призвании. Влюбившись в местную девушку, он решил покинуть орден. Их поймали вместе. В мальчика был влюблен аббат; обезумев от ревности, он бросил его в подземелье, предварительно приказав высечь. Сам же звонил и звонил в колокол наказаний, пока взбунтовавшиеся монахи не забили юношу до смерти. Многие уверяют, что по ночам слышат всхлипывания.

Лицо Раннальдини было загадочным, но в его глубоком голосе трепетало волнение.

– Это ужасно, – крайне возмутилась Флора.

– И, вероятно, апокрифично, – заметил Раннальдини, рассеянно рассматривая разбитого херувима и размышляя о том, как бы его отреставрировать. – В печных трубах завывает ветер. И именно эти звуки слышат люди. Пойдем, поиграем в теннис.

Страсть Раннальдини к Флоре прошла суровую проверку на теннисном корте. Не сознавая, какую честь он оказал, взяв ее партнершей, Флора каждый раз буквально приседала от хохота, когда Вольфи и Наташа, сильные игроки, подавали мяч ей. Она и Раннальдини провели утомительный матч.

– Твой папаша одержимый спортсмен, – ворчала Флора, охлаждаясь с Вольфи в большом бассейне, выложенном кафелем по типу римских бань.

Когда гнев прошел, Раннальдини был в состоянии наблюдать в бинокль за Флорой, загоравшей с обнаженной грудью, и даже завидовал тому, что Вольфи втирает «Амбр Солер» в ее высокие груди. Перед сном он подсматривал в окна и увидел отражение Флоры прежде, чем она успела накинуть безразмерную пижаму, входившую в моду. Раннальдини представил, как его рука залезает под эластичные трусики. В следующий момент он услышал, как хлопнула дверь в комнате Вольфи, заскрипели доски и хлопнула дверь в комнате Флоры. Свет там погас. Раннальдини был вне себя.

Прокравшись через лестничную площадку, он без стука ворвался в спальню Китти. Одетая в белую хлопчатобумажную сорочку с воротником, она вязала желтый свитер матери на Рождество. У нее на полочке стояли маленькие флаконы с шампунями, увлажнителями в картонных коробках, которые Раннальдини привозил из-за границы из гостиничных номеров. Китти никогда не выбрасывала то, что ей дарил муж. Глядя на него в страхе, она ждала очередной серии критических ударов.

– Наступило время для делового занятия, – сказал Раннальдини, сбрасывая на пол Даниэлу Стил.

Следующим вечером, пожелав спокойной ночи Наташе, Вольфи и Флоре, Китти вернулась на кухню и застыла в ужасе. Флора на афише пририсовала Раннальдини усы, длинные уши и кудри. И внизу надписала: ХВАТИТ ГАДИТЬ НА КИТТИ. Да, Китти вернулась как нельзя более вовремя.

23

Жара возрастала в течение нескольких недель, то же происходило и со страстью Раннальдини; но когда бы он ни возвращался домой, заставал там Вольфи и Наташу и совсем отчаялся. И вот в последнюю субботу июня, в середине Уимблдонского турнира, он отправил Китти к матушке, чтобы установить двустороннее зеркало между своей туалетной и комнатой, где переодевалась Флора.