«Римлянин! Ты научись народами править державно! В этом искусство твое! — налагать условия мира, милость покорным являть и смирять войною надменных!», — писал классик римской и мировой литературы Публий Вергилий Марон в своей бессмертной поэме «Энеида» — национальном эпосе римского народа, получившем свое название от имени своего главного героя и действующего лица — благочестивого Энея, сына богини Венеры и предка Гая Юлия Цезаря, перевезшего из Илиона-Трои в Италию палладий — образ богини Афины Паллады — Градохранительницы…
Изображение Энея с палладием в руке на монете Цезаря
Однако же надежды в высшей степени достойного потомка троянского героя, некогда бежавшего из разрушенной врагами «крепкостенной» Трои, чтобы основать в Италии «новую Трою» — город Альбу Лонгу — праматерь позднейшего Рима на Тибре[84]
— справиться с галльским восстанием столь зверскими методами оказались тщетными. Эффект был прямо противоположным. Расправа «дукса» римлян с Авариком вовсе не привела к падению авторитета Верцингеторига среди галлов, от которых не укрылось, что он был против обороны города и лишь нехотя уступил просьбам битуригов, не желавших сдавать свою столицу римлянами без боя. На поверку оказались правы не они, а более реалистично мыслящий и дальновидный Верцингеториг. Теперь в его правоте смогла убедиться вся восставшая Галлия. Доблестный арверн отступил в свою столицу Герговию, за стенами которой и поджидал во всеоружии подхода неприятеля.С севера Цезарь получал дурные, тревожные вести. Галльские племена, проживавшие в нижнем течении Секваны (современной Сены) присоединились к общегалльскому восстанию и теперь угрожали Агединку, главной операционной базе римской оккупационной армии. Все более подозрительно вели себя и эдуи, проявлявшие непривычное проконсулу непокорство. Необходимо было также восстановить бесперебойность снабжения. Цезарь разделил свое войско. Отправив Тита Лабиена с частью войска на укрепление тыла, император с уменьшившимися до шести легионов главными силами снова двинулся на своего неукротимого врага.
Для этого проконсулу нужно было, прежде всего, форсировать бурный и полноводный Элавер (современную французскую реку Алье). По приказу Верцингеторига галлы, разрушив все мосты через реку, не давали римлянами переправиться через нее. Но Цезарю удалось хитростью отвлечь внимание галлов, после чего опытные римские саперы быстро соорудили на обрубках опор разрушенного галлами моста новый, временный, мост, по которому римляне смогли перейти через реку.
Наконец Цезарь подступил к Герговии. Вид галльской твердыни был весьма внушительным. Город, расположенный на крутой горной вершине, казался совершенно неприступным. Римляне окружили город плотным кольцом осады. При этом им удалось овладеть несколькими стратегически важными холмами и возвести на них укрепления. Но одного этого было мало. Армия Цезаря страдала от нехватки продовольствия. Эдуи больше не присылали римлянам ни фуража, ни провианта. Да и обещанный ими Цезарю вспомогательный воинский контингент (вероятно, необходимый проконсулу скорее как «коллективный заложник», гарантирующий верность племени эдуев Риму, чем как реальная военная сила) все никак не подходил. Не желая дожидаться подхода подкреплений «ad cаlеndas graеcas», то есть, в переводе с латыни на русский — «до греческих календ» (а по-нашему — «когда рак свистнет», поскольку никаких календ в греческом календаре, в отличие от римского, не было!) Гай Юлий решился на типичную для него молниеносную операцию. Во главе четырех легионов он выступил против «вероломных» эдуев, снова насильно навязал им свое «отеческое покровительство» и успел вовремя возвратиться под Герговию, чтобы отбить вылазку осажденного галльского гарнизона, угрожавшую римскому лагерю. Всего за двадцать восемь часов проконсул прошел со своими войсками дистанцию в семьдесят пять километров (в обоих направлениях)…