В консульство Красса и Помпея была восстановлена власть народных трибунов. В глазах плебса именно восстановления трибуната было решающим шагом в направлении демократизации общественной жизни. Восстановлена была и упраздненная при Сулле должность цензора. Луций Аврелий Котта, дядя Цезаря по материнской линии, внес законопроект, названный впоследствии в честь него «lеx Аurеlia» («Аврелиев закон»), реформировавший римскую судебную систему. По этому закону римские суды, право заседать в которых Сулла предоставил только нобилям, отныне формировались на одну треть из сенаторов, на другую — из «всадников», и на третью — из так называемых «эрарных трибунов» (представителей привилегированного слоя населения «Вечного Города», наиболее близкого к «всадникам» в римской сословной иерархии). Именно на этот период «восстановления попранной Суллой римской демократии» пришелся знаменитый судебный процесс Гая Верреса — бывшего римского наместника на Сицилии, крайне одиозной личности, перебежчика из стана Мария в стан Суллы, ставшего подлинным бичом управляемого (и разоряемого) им треугольного острова (называемого греками, за свою форму, Тринакрией), запятнавшего себя бесчисленными актами насилия, вымогательства и произвола, в том числе и судебного (по его приказу римские граждане, вопреки закону, распинались на крестах, хотя им полагалось быть казненными через отсечение головы). Верреса защищал в суде знаменитый ритор Квинт Гортензий, утерший в свое время нос Цезарю, тогда еще новичку на прокурорском поприще, в ходе процесса «сулланца» Долабеллы. Однако на этот раз обвинителем против очередного «сулланца» выступил молодой и честолюбивый Марк Туллий Цицерон, прославившийся именно своими блестящими речами против Верреса. Берясь за судебные дела с политическим «бэкграундом» (говоря «по-новорусски»), можно было уже в те давние времена способствовать своей успешной, а порой — прямо-таки головокружительной карьере (причем не только на юридическом поприще). «Аврелиев закон», принятый как раз в самый разгар процесса Верреса, по-новому расставил акценты. В изменившейся не в пользу «оптиматов» обстановке всем и каждому в Граде на Тибре было совершенно ясно, что Веррес непременно проиграет, хотя его и защищает лучший римский адвокат. Веррес и впрямь был осужден и, не дожидаясь приговора, добровольно отправился в изгнание. А Марк Туллий впоследствии опубликовал свои обвинительные речи против пойманного за руку наместника (включая и те, которые Цицерон лишь намеревался произнести в суде, но так и не произнес), как своего рода политический памфлет. Правда, на момент издания речей против Верреса накал политических страстей, связанных с ним, уже спал, и никого они не уязвили. Цицерон всегда проявлял разумную осторожность. Да и не он один! Впрочем, впоследствии, уже после гибели Цезаря, соратник последнего Марк Антоний приказал казнить и Верреса, и Цицерона…
Римский хлеботорговец
Сам Цезарь публично выступил с речью в защиту «lеx Plautia», «Плавтиева закона». Этот законопроект предусматривал официальную амнистию нобилей-«демократов», осужденных на изгнание в период диктатуры Суллы. К числу римских нобилей, которым принятый при активной поддержке Цезаря закон о помиловании пошел на пользу, принадлежал близкий родственник Гая Юлия — Луций Цинна, долго тосковавший по Риму в Испании и теперь одним из первых воспользовавшийся возможностью вернуться в родной «Вечный Город» из ссылки.
В 68 году до Р. Х. Цезарь был избран на должность квестора (буквально: «следователя») — обычную магистратуру для всякого римского нобиля, делающего обычную служебную карьеру. Став квестором, Гай Юлий, воспользовавшись, как поводом, двумя, с нашей современной точи зрения, чисто семейными, делами или обстоятельствами, убедительно доказал и подтвердил присущий ему дар умелого пропагандиста и демагога, незамедлительно и чутко реагирующего на запросы и настроения общества. Этими двумя поводами были торжественные похороны жены Цезаря — Корнелии, и тетки Цезаря — Юлии, вдовы Гая Мария Старшего.
15. Об одной похоронной процессии
Похороны представителей правящей верхушки римского общества не считались делом сугубо семейным, но всегда обставлялись как театрализованные представления — бесплатные спектакли, зрелища, привлекавшие к себе внимание масс римского простонародья. Накануне погребения очередного новопреставленного аристократа (или очередной новопреставленной аристократки) все население Града на Тибре извещалось о предстоящем событии устами глашатаев. Траурная процессия напоминала скорее не похоронное шествие, а театральное (или театрализованное) представление, ибо ни одна знатная фамилия не упускала возможности продемонстрировать всем и каждому — даже по столь печальному поводу — свое «дигнитас», свой «гонор», свой «имидж» (говоря по-современному), свое могущество, свое богатство, свою древность и широко разветвленные связи своего рода.
Похороны знатной римлянки